Вениамин Додин - Повести, рассказы, публицистика

Гришину Суслов командует потому, что тот — первый секретарь московского комитета КПСС, и в его партийном подчинении и партком ГОССТРОЯ, и Свердловский райком партии, где на учёте тот же партком, и Тимирязевский райком, руководящий партийным бюро нашего института — ЦНИИОМТП, — головной исследовательской «конторы», в подчинении которой те самые 200 организаций, расположенных во всех регионах страны.

Естественно, Виктор Васильевич звонит к нам на Дмитровское шоссе Владимиру Ивановичу Карцову, секретарю парткома, начальнику отдела нашего института, одному из самых выдающихся военных инженеров СССР.

Обстоятельство это Гришину известно: ведь и он, кандидат в генсеки, тем не менее, тоже завистник, если это касается персональной популярности. Известно ему и то, что Суслов из личного «благородства» зажимает Карцову «кислород» — путь в действительные члены — потому, что тот «много об себе понимает», не желая забыть свою принадлежность к древнему военно–инженерному роду России, благополучно, — без обязательных опал, всенепременных ссылок и образцово–показательных казней, — отслужившему шести — и это только лишь по сохранившимся в семье документам — русским царям.

Тотчас после гришинского звонка Владимир Иванович приглашает меня к себе. В его кабинете уже мается вызванный до меня Мешик;, тоже заведующий лабораторией и мой приятель.

— Едем к Гришину, — предупреждает Карцов. — В нашу с ним беседу, если она получится /?/, прошу не встревать, и возникать только по моей команде. Ваша задача: слушать внимательно и запомнить всё, что там будет говорено. Понятно? —

Ничего нам не понятно. Мы уже начали «не возникать». Молчим.

Всё быстро разъясняется в стадионно–огромном кабинете на Старой площади. Покосившись на нас с Чарлзом Павловичем, — Карцов нас не представил, ну, как сроду не представлял своих вестовых или денщиков — генерал же, всё–таки, лейтенант же! Членкорр! И мы, «необученные» /так, во всяком случае, поняли мы с Чарли и, возможно, сам хозяин кабинета, карцовскую бестактность/… Меж тем, покосившись на нас — свидетелей, Виктор Васильевич «выразил общий привет». И поняв, что гости его настроены официально, значит, по–боевому, сходу ухватил, было, быка за рога:

— Вам, Владимир Иванович, немедля следует собрать наиболее выдающихся коллег. И от имени всех организаций ГОССТРОЯ и их коллективов выступить вместе с ними с гневным осуждением… ну, действий, там… Ну… и всяческих высказываний товарища Сахарова в прессе и на телевидении… Во враждебных нам… этта… СМИ… Ясно? — И захрустел зажатой в кулаке стопою цветных карандашей.

— Чего ж яснее, — бросил Карцов. — Теперь о времени мероприятия. Когда оно должно состояться?

Настороженность Виктора Васильевича мигом улетучилась: ему положительно понравилась положительная реакция сидящего перед ним кумира всей строительной «общественности» великой державы! И он, как последний фраер подставился под хорошо, по–видимому, продуманную, и, как всё гениальное, простой работы операцию «набития сусал» /Так любил выражаться учитель Владимира Ивановича генерал–от–инфантерии Михаил Иванович Драгомиров, в свою очередь, почитатель и последователь Суворова…/.

— Наша партия, и все мы, не зря надеялись на ваш патриотизм и на не шуточный в наше время… факт искреннего, всамделишного уважения, с которым инженерная и научная общественность страны относится к вам, уважаемый генерал /И «на совершенно естественную здоровую ревность Владимира Ивановича к успешливому выскочке Сахарову», добавил он в телефонной беседе с директором нашего института Иваном Александровичем Онуфриевым, предшествовавшей, из субординации, звонку самому Карцову/.

— Нельзя ли яснее? — поманил его собеседник…

— Да, да, — спохватился Гришин. — Давайте определимся… Сегодня у нас 17–е… Если мы выйдем с… собранием числа 20–го? А?

— Добро! Тогда, товарищ Гришин, прошу распорядиться: завтра, в 9 утра, у меня на столе должны быть все копии сахаровских публикаций и плёнки выступлений…

— Т-ты… Т-ты что! — взорвавшись, «тыкнул» ему хозяин. — Т-ты что! Какие «плёнки»?! Какие «копии»?!… Да…

— Я с вами брудершафт не пил. Потому — без тыканий!… Плёнки и копии какие? А те, только по которым могу судить о действиях Сахарова! «Сегодня деньги, завтра стулья», уважаемый. — И нам: — За мной!

Оказывается, подлянку можно и не подписывать… И жить дальше.

Другое дело, и самих орлов — подписантов понять нужно — не такой уж они простой, наивный и беззащитный народец, эти академики, чтобы вот так вот, — от партдисциплинированности, или, тем более, со страху перед предержащими, — подмахивать сомнительнейшие и даже чреватые «письма». Да ещё в центральные газеты. Когда случалась необходимость, — а было, что и без неё, — они и самих Берию с Мешиком подальше отсылали — цену себе они хорошо знали. Тем более, «после Сталина», при генсеках–недоумках, живших разумом и наработками подписантов–учёных. Лишь на их имена взгляните! Что ни фамилия, то «Яд» и «Термояд»! Или «Реакторы и Системы жизнеобеспечения атомных субмарин» — того же обеспечения процветания режима! Или «Комплексы загоризонтного наблюдения». А то и сверх убойные «Химии с Биологиями»… И чтобы истинные измыслители, творцы и создатели Чудовища, в просторечии именуемого «Военно–промышленным Комплексом», — чтобы они кого–то вдруг забоялись, и «за так» загадили августейшие свои имена? Свежо предание! Мероприятие с подписанием пасквилей проделывали они не просто сознательно, но с удовольствием. О том, тоже не без удовольствия, рассказывали мне и Александр Наумович Фрумкин, и Бенцион Моисеевич Вул, и Марчук Гурий Иванович, другие, в том числе, сахаровские коллеги, задолго до того и без шума занимавшиеся делами маминого «Спасения», до которых нашего героя–народолюбца я бы за версту не допустил.

И вот эти вот неординарные люди, каждого из которых, — в чём в чём, — в крохоборстве не обвинить, искренне полагали: в приготовленном блюде и мясо для котлет, и мухи, должны оцениваться раздельно. Что ты сумел сделать сам — твоё. Что нагребли по Лос—Аламосским и Кембриджским сусекам альтруисты–рецидивисты из Евсекции сталинской разведки — их. А получается, товарищ дорогой, что ты на их «мясах» жируешь, а своих «мух» прячешь, позволяя себе поигрывать в спасителя человечества. А с теми, кто мясо для тебя добывал? Их, значит…именно, по Фриновскому, «отловить, четвертовать, зарыть–забыть»? Да, они — подонки. Ну, — подумал я, — а ты? Хорош, сук–к–кин сын!… «Совесть ты наша брульянтовая, надёжа термо–демократическая…»

Сахаров… роль его в создании Термояда «несколько преувеличена», с тем, чтобы «несколько преуменьшить», затушевать, а то и вовсе дезавуировать блистательные действия ГРУ и разведки. НКВД по раскрытию «Манхаттанского» и «Тьюб элойз» проектов. Последнего — аж за десятилетие до испытаний на Новой Земле. Слава его, как общественного деятеля, с начала до конца держалась на байках о нём — о «главнейшем» в «деланьи нашей бомбы» и, в известной мере, на факторе отличия его от прочих смертных бессмертием обладателя геройской триады, венка лауреатства, академической неприкосновенности. Что особенно льстило советскому охлосу, — вгоняя его одновременно в бешеную злобу, — Полномочного Участника Дележа Привилегий Членством в Верховной Кодле. Главное, — это никогда не скрывалось, — русскими фамилией, именем и отчеством Андрей Дмитриевич Сахаров несколько облагораживал бросающееся в глаза скандальное, — в глаза бьющее, — еврейское присутствие и засилие даже на клиросе российской науки. Вот это вот и стало определяющим фактором восхождения его «правозащитной» Звезды на давно освобождённом от каких–бы то ни было «светил» небосклоне «евро–азиатского» либерализма. И она засветилась, подпитываемая керосинцем перечисленных обстоятельств, редкостной защищённостью её носителя, Вашей, Вашей, Елена Григорьевна, уздою и вновь, и вновь авторством такой бомбы! Но куда девать теперь «Атлас Целей»? Тем более, его раздел о «малых внутренних конфликтах»? Мы знаем, что в соответствии с ним сахаровские «изделия» должны, — заметьте: должны /!/ применяться «и для поражения целей в пределах госграниц СССР». На этом людоедском документе — подпись Сахарова, — третья в колонке утверждения. И вторая, — после Генсека /!/, — на «Протоколе» передачи «технологии» Вооруженным силам СССР…