Вениамин Додин - Повести, рассказы, публицистика

Вспомнил же я события восьмидесятилетней давности у Северной Двины потому, что с украинскими роднит их все та же вечная еврейская тема. Так, в приведенном мною «архангельском случае» именно евреи, — а если конкретней, то Залман Борухович Кацнельсон, начальник Северного пограничного округа, председатель Архангельской губернской ЧК и, что важно, председатель всесильной «тройки», и два его сопредседателя — Вилли Моисеевич Виленчик и Нохем Моисеевич Норинский (Гробман), — только за неполных полтора года (с декабря 1919–го) вынесли 25440 смертных приговоров, тотчас и исполненных (ГААО. Ф. 346. Б. Оп. 12. Д. 306. Л. 144–197). И сверх того, по личным, «именным», распоряжениям Кацнельсона тогда же и там же «бессудно», без излишних формальностей, расстреляно еще 34200 человек (ГААО. Ф. 352. Оп. 1. Д. 36. Л. 121–134).

Ничуть не выгораживая главного архангельского палача, уточняю: бессудные расстрелы у Северной Двины, конечно же, не счастливое озарение лично его пролетарского «правосознания». Они — результат присвоенного высшими руководителями большевистской партии и советского государства права лично определять судьбы его граждан. По исследованиям Дмитрия Антоновича Волкогонова реввоенсоветовские «бессудники» того времени — крестники Троцкого, отдававшего распоряжения не только о массовых казнях, например, участников «контрреволюционных» восстаний (Антоновского, Кронштадтского, на Черноморском флоте, Бузулукского, Пермского, Саратовского и т. д и т. п.), но и об их методах, о технологии, иными словами, уничтожения россиян (см. В. Д. «Челюскинская страда». «ЕК», 19 апреля 2000 г.).

Сам же расстрел — дело рутинное. Второстепенное. Удел чуть ли не шабес–гоев.

Архангельск, конечно, это еще не все. Были и другие пограничные округа, где происходило то же самое — конвейерное этапирование туда, в окраинные регионы из срединных губерний, репрессируемых «групп», «слоев», «категорий», «контингентов», «классов», наконец, — россиян, и там, вдали от центров, их спокойное, без оглядки и спешки, уничтожение. Местного–то материала для расстрелов было в ту пору в окраинной глубинке до обидного мало! В том же Архангельске, например, в 1916 году постоянно проживало всего ничего — 56058 насельников, а расстреляно с 1919 года более 59 тысяч («Предшественники Соловков», «Отечественные архивы», 1/1994. М., с. 79).

И тем не менее, например, в Северо—Западном округе (Петроградская губ.) за период с января 1921–го по июль 1922 года, Межеричер Исаак Семенович, Крейг Пинхас Соломонович и Минц Николай (Евзер) Григорьевич сумели вынести тотчас же исполненных 47680 смертных приговоров (ГАЛО. Ф.122. Оп.33. Д. 96. Л. 248–256). В Западном (Смоленск) Кацнельсон Борис (Берка) Борухович, Куц Израиль Яковлевич и Кригсман Моисей Львович, за время с января 1922–го по август 1923 года — 22734 (ГАСО. Ф. 452. Оп.56. Д. 11. Л. 14–19). В Закавказском (Баку) Гуревич Владимир (Вольф) Яковлевич, Багиров Мир Джафар (и слава Богу, и слава Богу, всегда повторяю я!) и Гнесин Павел Гаврилович (Моисеевич) с марта 1921–го по январь 1924 года — 67452 (ГРААР. Ф. 420. Оп. 06, Д. 422. Л. 440–464) и бессудно расстреляли еще 44600 «контры» (ГРААР. Ф. 397. Оп. 14А. Д. 787. Л. 19–231). В Туркестанском (Ташкент) Кацнельсон Израиль Борухович, Егоров Василий Петрович (тоже поблагодарим Бога!) и Мирзоев Илья Давидович — 77420 за период с августа 1925–го по май 1926 года, тогда же исполненных (ГАУР. Ф. 114. Оп. 33. Д. 557. Л. 55–76). В Забайкальском (Благовещенск) Гуревич Илья Яковлевич, Элькин Моисей Шлемович и Гительман Егор (Пинхас) Самуилович за время с марта 1923–го по март 1925 года 21440 — (ГГАБ. Ф. 452. Оп .77. Д. 122. Л. 174–184). Кроме того, в «притопленных» тогда же «посудинах», числом более 870, они за тот же период утопили в Амурском понизовьи около полутора миллионов человек (ГАОР. Ф. 1154А-К. Оп. 433–759. ДД. 211–578. ЛЛ. 226–672 по перечню 557, 1932 г., с №№ 1442–1459 и 1477–1481, и В. Д. «Челюскинская страда». «ЕК» от 19 апреля 2000 г.). Наконец, в Дальневосточном (Хабаровск) Мякотенок Илья Харитонович, Лиепа Август Петрович (слава, слава!) и Гликман Хаим Нусинович через свою «тройку» убили 5214 россиян (ГАХК. Ф. 1427. Оп. 19. Д. 216. Л. 34–49. Итоговые реквизиты губернских архивов и ГАОР — по ведомостям №№ 1132–1477 Реабилитационной комиссии ЦК КПСС под председательством Ивана Павловича Алексахина, ноябрь 1955 — октябрь 1964 гг. Сведения о происходившем в других округах уже отсутствовали).

Да не насторожит читателя–педанта сравнительная мизерность результатов труда упомянутого Мякотенка и его сопредседателей на фоне достижений их более удачливых коллег из других округов. Она — вынужденная, она — в досадной мизерности населения огромного края. Тем не менее, прежде чем сбежать в марте 1925 года, Илья Харитонович сделал, по–видимому, все, что было в его силах (В. Д. «Мастер и Маргарита. Почти по Михаилу Булгакову», отрывок из повествования «Площадь Разгуляй». «В кругу друзей», бюллетень Русского Клуба АМХА № 10/2001 и № 11/2002. Иерусалим).

Пусть не смущает читателя и настырная повторяемость ряда фамилий. По счастливой «случайности» все они — достойнейшие представители Славной Пограничной Семьи, главою которой был командарм I ранга товарищ Михаил Петрович Фриновский (на момент его — и с ним вместе всей его мишпахи — расстрела в 1939 году он — начальник ГУЛАГа, он же — первый заместитель народного комиссара внутренних дел СССР Н. И. Ежова, он же — начальник Главного управления государственной безопасности (ГУГБ) НКВД СССР, он же — в канун посадки — еще и народный комиссар Военно–морского флота СССР, он же, понятное дело, — бессменный руководитель пограничной службы Республики Советов).

Наконец, пусть не беспокоит читателя отсутствие и в других, помимо Северного, округах сведений о все тех же бессудных убийствах. По Северному они не приводятся даже в редакционной статье «Предшественники Соловков» в «Отечественных архивах» (1/1994). Выше о причине этого я уже ссылался на Д. А. Волкогонова. Они, бессудные казни, конечно же были. И масштабы их впечатляют не менее масштабов убийств «законных». Но следует войти и в мое положение: чтобы жадность не сгубила фраера, то бишь самого меня, приходилось и честь знать. Я ведь не один на один общался с архивными материалами. И не где–нибудь. Кроме того, не для поиска же одних только евреев–мерзавцев пригласили меня в цэковскую комиссию! (Подробности — в повести «Послесловие к Бакинскому этапу», М. 2001 г.).

Кроме того, над инкунабулами, казалось бы, впервые и только в реабилитационных целях эксгумированными из архивных погостов для первого их прочтения нами — комиссионерами, задолго до нас кто–то с ними уже глубоко заинтересованно и избирательно прицельно поработал. О чем откровенно свидетельствовали не только досадные реплики архивистов: «дела» утеряны», «источники утеряны», «сами архивы утеряны», но и оставленная предыдущими «исследователями» бахрома бесчисленных «корешков» с мясом выдранных листов–документов из тщательно выпотрошенных «дел». Справедливости ради замечу, что означенные потери — вовсе не дела давно минувших дней: мои коллеги–комиссионеры из руководящей элиты ЦК, МВД, КГБ и Минюста продолжали откровенно, на моих глазах, потрошить «дела» и после 1955 года. А эхо сетований архивистов на утери отдельных «дел» и целых их блоков в процессе работы комиссии сопровождало меня аж вплоть до трагической гибели в ноябре 1990 года председателя ее Ивана Павловича Алексахина.