Сергей Буркин - Что случилось с Россией

Это позволило сталинистам и в годы войны проводить, различные террористические кампании против народа (которому Сталин никогда не доверял): «заградительные» отряды против своих же солдат, дискриминация всего населения районов, побывавших под фашистской оккупацией; преследование всех советских солдат, попавших и плен, как дезертиров; репрессии против целых наций и народностей и т.п.

Война, подобно 1937 году, провела в рядах переродившейся квази-коммунистической партии еще один тур чудовищной селекции наоборот, когда истреблялись лучшие, а выживали худшие - вновь честные и порядочные (хотя и политически недалекие) коммунисты погибли, а удельный вес тыловой сволочи в рядах партии резко возрос. Хотя, численность членов партии за войну увеличилась в полтора раза, но характерно, что на фронте в нашу переродившуюся, квази-коммунистическую партию охотно принимали лучших солдат, т.е. тех, кто успешнее других умел убивать. Лучшим солдатом во всякой армии считается тот, кто не задумываясь, быстро и метко стреляет в любого, в кого прикажут.

Вот какие «кадры» пополнили переродившуюся квази-коммунистическую партию в итоге войны. Так что к 1950 году на весь. Советский Союз имелось всего несколько настоящих коммунистов мальчишек подпольщиков из Подмосковья, осмелившихся выступить против диктатуры Сталина (к тому времени даже среди узников ГУЛАГа уже никого из «несгибаемых» не осталось в живых).

Таким образом, начиная со второй половины 20-х и окончательно - во второй половине 30-х годов, наша квази-коммунистическая партия постепенно превратилась в многомиллионную армию политических баранов, ведомых (точнее - подгоняемых) «аппаратчиками», в качестве которых выступили корыстолюбивые карьеристы во главе с изрядно поредевшей кучкой маньяков-экспериментаторов, «сплотившихся» вокруг Сталина. Не веруя ни в бога, ни в черта, ни в Маркса, ни в Ленина, партийное руководство, тем не менее, считало необходимым продолжать и расширять демагогическую пропаганду «коммунистических идеалов» - и не только среди широких народных масс. Даже в самом узком кругу высших партийных руководителей, в самой дружеской беседе, не обходившейся без бутылки, и то никто не смел вслух признаться, что король-то голый, что прежние идеалы за годы Большого Террора они растеряли и сами в них давно не верят. И хотя партийной «верхушке» никакой коммунизм вовсе не был нужен - им и так жилось неплохо - каждый парткарьерист делал вид, что он днем и ночью ничем не озабочен более, чем проблемами построения социализма, а там и коммунизма, «в одной, отдельно взятой, стране». Таковы были правила игры, и малейшее отступление от них стоило карьеры, а то и жизни.

В течение всего периода превращения коммунистической партии в квази-коммунистическую, она оставалась безраздельно правящей в стране, стала неотъемлемым специфическим элементом своеобразной советской государственности, и сталинисты имели полную возможность беспрепятственно осуществлять любые - и ранее, и вновь изобретенные - социальные эксперименты в поисках путей дальнейшего развития экономики и общественного строя. Что стоят народу эти эксперименты, таким вопросом сталинисты не задавались - ведь все делалось «ради светлого будущего», «ради великой цели».

4.

Что среди первоочередных задач советской власти стоит индустриализация страны, - это было ясно еще Ленину. Дискуссионным был лишь вопрос об источниках финансирования промышленного строительства: дальнейший рост частного (нэпманского) сектора в промышленности сталинисты считали недопустимым, - наоборот, приняли меры к его экспроприации. Но у государства советского не было средств для финансирования и осуществления индустриализации страны такими быстрыми темпами, на каких настаивали сталинисты.

В аграрной стране обладателем изрядной части всех ресурсов оставалось крестьянство. Значительная часть его торговала продуктами своего труда, т.е. имела товарные излишки, которые можно было бы отобрать, продать - пусть как угодно дешево - за границу, купить там для индустриализации машины и промышленное оборудование. Но отобрать у мелкого собственника его жалкую собственность, хотя бы даже «излишки» ее - дело, чрезвычайно трудное. В годы «военного коммунизма» подобная операция - продразверстка - стоила жизни многим рабочим-продотрядовцам и неоднократно оказывала негативное воздействие на позицию крестьянства в гражданской войне. Чтобы избежать новой гражданской войны, сталинистам необходимо было каким-то путем подавить приверженность крестьянина к своему хозяйству, к своей собственности. Вот тут сталинисты и вспомнили советы Ленина о развитии производственной кооперации.

Конечно, с ленинскими взглядами на кооперацию сталинское преломление этих идей имело мало общего. Проведенная сталинистами, поголовная и скоростная коллективизация крестьянства основывалась на повсеместном массовом терроре - вплоть до безжалостного истребления значительной части кулаков, вместе с их семьями, путем высылки их в северные малонаселенные (а порою - в совсем не пригодные для жизни) районы страны. Одновременно были объявлены «подкулачниками» и последовали за кулаками все те крестьяне, кто был способен самостоятельно мыслить и иметь собственное мнение, т.е. крестьяне были умело обезглавлены.

Теперь выгрести хлеб из колхозного амбара стало технически пpoщe, чем отбирать у каждою отдельного хозяина, как это практиковалось при «военном коммунизме» И хотя в результате изъятия произведенного ими продукта - не только прибавочного, но и изрядной доли необходимого - колхозники были не раз доведены до голода, они не смели и пикнуть против «рабоче-крестьянской» власти под ужасным впечатлением сталинской расправы с кулаками ведь только за два кульминационных года (1930 - 1931) было выселено из родных деревень и сослано 356,5 тысяч семей - 1,7 миллиона человек.

Ясно, что цель скоростной коллективизации и всесоюзного раскулачивания была - не только создать механизм по изъятию у крестьянства прибавочного продукта, но и запугать крестьянство: не случайно сталинисты требовали хоть кого-нибудь раскулачить обязательно в каждой деревне - в назидание остальным ее жителям. Не смея открыто заикнуться о выходе из колхоза, колхозник в дальнейшем не мог сбежать и тайно: 27 декабря 1932 года для учета городского населения была введена паспортная система, сельское же население в порядке беззастенчивой дискриминации осталось беспаспортным, что лишало беглого колхозника возможности найти работу и жилье в городе. (Впрочем, отдельным смельчакам это все-таки удавалось).

После такого закабаления крестьянства сталинисты получили возможность резко ускорить индустриализацию страны - в основном, за счет жесточайшей эксплуатации колхозников. С них «родная советская власть» драла, по меньшей мере, три шкуры с каждого. Во-первых, за работу от зари до зари без выходных дней в «общественном» хозяйстве колхоза, учтенную при помощи «палочек»-трудодней, оплата была совершенно неэквивалентна затраченному физическому труду. Поэтому основным источником дохода колхозника было его «подсобное хозяйство» на приусадебном участке. Но наличие такого хозяйства (а без него - голодная смерть) давало повод советскому государству содрать с колхозника «вторую шкуру»: сельскохозяйственный налог. Он выплачивался по-средневековому - натурой; в к счет этого налога каждой семье полагалось сдать, например, за единственную разрешенную корову - ежедневно по литру молока; независимо от численности кур - по яйцу через каждые три дня и за каждую взрослую овцу, как на смех, по полторы шкуры ежегодно и т.п. При этом для ведения «подсобного хозяйства» колхознику не оставлялось никакого времени, кроме ночного.