Сергей Буркин - Что случилось с Россией

В животноводстве - работа круглогодовая, но в земледелии - сезонная; с земледельца поэтому причиталась и «третья шкура»: в межсезонье колхозников мобилизовывали (как в армию - повесткой райисполкома) в порядке трудовой повинности на дорожное строительство, а в лесной полосе страны - на вывозку леса с лесозаготовок и другие подобные работы, (Между прочим, за работу вне колхоза зарплата колхознику на руки не а выдавалась, а перечислялась колхозу; колхознику же лишь прибавляли дома, в колхозе дополнительные трудодни).

Сверх этих «трех шкур» можно еще упомянуть подоходный налог, уплачивавшийся наличными деньгами (значит, еще часть продукции «подсобного хозяйства» колхознику приходилось продавать, отрывая от семейного потребления); ежегодную квази-добровольную подписку на государственные займы... в общем, можно и до семи «шкур» насчитать.

Беззастенчивое ограбление деревни было базисом всей советской экономики в течение нескольких десятилетий - пока численность сельского населения не стала намного меньше численности горожан и пока все соки из деревни не были выжаты досуха.

После коллективизации, т.е. фактического закабаления крестьянства, пришла очередь рабочего класса.

Добившись выполнения за предвоенные пятилетки грандиозной программы строительства предприятий, в основном, тяжелой индустрии, сталинисты достигли за 1928 - 1940 годы роста производства валовой промышленной продукции в 10 раз. Численность рабочего класса к 1940 году увеличилась до 19,7 млн. человек, из них в промышленности - до 8,3 млн. человек (против 1,8 млн. человек в 1925 году). Хотя десятая часть рабочего класса к середине 30-х годов состояла в квази-коммунистической партии, ясно, что это был уже совсем не тот рабочий класс, который совершил Октябрьскую революцию - это были вчерашние крестьяне, крепко напуганные расправой Сталина с кулаками.

Начиная с 1-й пятилетки, после того как удалось всю экономику страны втиснуть в строгие рамки единого государственного плана, для ускорения темпов индустриализации сталинисты стали год за годом постепенно увеличивать долю национального дохода, направляемого на новое строительство, за счет урезания доли, выделяемой для народного потребления, для формально «правящего» рабочего класса. В результате жизненный уровень последнего (и так-то невысокий после двух пережитых войн мировой и гражданской) на протяжении трех первых пятилеток непрерывно снижался.

Ликвидировав частный (нэпманский) сектор в промышленности и торговле и прибрав к рукам всю продукцию сельского хозяйства, сталинистское государство стало абсолютным монополистом в народном хозяйстве страны, что позволило ему произвольно повышать розничные цены на любые товары. Так, только за первую половину 30-х годов (1930 - 1936) цены на хлеб поднялись в 15 раз, на сахар - в 8 раз и т.д. Народ отозвался частушкой:

Когда Ленин умирал

Сталину наказ давал

«Хлеба вдоволь не давай,

Масла не показывай».

Это было не сразу замечено самими рабочими, так как ряды потомственного пролетариата в эти годы были разбавлены большим числом выходцев из деревни - для индустриализации страны наличных в 20-е годы рабочих кадров было недостаточно. Среди этих выходцев из деревни преобладали крестьяне, несогласные с коллективизацией, и кулаки, сумевшие каким-либо образом спастись от репрессий. Эта «деревенщина» была рада уже тому, что смогла счастливо унести ноги из родной деревни, и соглашалась в городе на любые условия труда и быта, по сравнению с которыми налаженная жизнь потомственных рабочих казалась последним вполне сносною. Открыть же глаза рабочему классу на его действительное положение было некому - к этому времени настоящих коммунистов по всей стране на свободе не осталось.

Если рабоче-крестьянский характер созданного Лениным государства оказался подменен сталинистами тоталитарным террористическим режимом, то общественный строй стал все в большей мере характеризоваться элементами внеэкономического принуждения работников к труду. Внеэкономическое принуждение к труду колхозников обеспечивалось невозможностью выхода из колхоза, невозможностью переезда в город и, конечно, не прекращавшимися все эти годы репрессиями. При этом, лицемерно делая вид, что на колхозы, как предприятия кооперативные, не распространяются условия труда, установленные на государственных предприятиях, что эти условия в колхозах определяются, якобы, самими колхозниками, сталинистами был введен в колхозах режим труда, близкий к каторжному - по продолжительности рабочего дня, по тяжести ручного, в основном, труда, по несоответствию его оплаты с его политико-экономическим значением (ведь колхозники, сами порою голодая, тем не менее, кормили страну).

На рабочий класс массовые репрессии обрушились несколько позже - начиная со второй половины 30-х годов. По-видимому, это было связано с опасностью прозрения рабочих, которые не могли не почувствовать рано или поздно ухудшение условий труда и падение своего жизненного уровня. На протяжении трех первых пятилеток неоднократно удлинялась рабочая неделя; администрация предприятий все меньше считалась с профсоюзными организациями, возглавленными к тому времени «карманными» активистами; потеряли прежнюю силу «коллективные договора». Распространение «стахановского движения» привело к значительной интенсификации труда - в том числе и на тех предприятиях, где не были внедрены существенные новации и рост производства достигался лишь усилением выжимания рабочего пота (а именно такие предприятия составляли в стране подавляющее большинство).

«Стахановцы» год о года зарабатывали, казалось бы, больше и больше. В действительности же этот рост заработков полностью съедался инфляцией, быстро росли цены на товары народного потребления. К 1940 году, по сравнению с 1928 годом, общий уровень цен в СССР увеличился в 6 с лишним раз.

В последние предвоенные годы, заранее исключив кампанией Большого Террора возможность народного сопротивления, сталинисты перешли к беззастенчивому внеэкономическому принуждению рабочего класса, введя сначала обязательное распределение выпускников учебных заведений на работу (это касалось не только молодой интеллигенции, но и выпускников профессионально-технических училищ) и, наконец, запретив вообще увольнение с работы «по собственному желанию» рабочих (и служащих) и объявив не только самовольную перемену места работы, но и малейшее опоздание на работу, а тем более прогул, - уголовными преступлениями.

В результате новая волна осужденных в лице «прогульщиков» и «засонь» пополнила лагеря ГУЛАГа, где к тому времени вымерла большая часть «зэков» первых, «кировских» потоков. А сокращение численности «зэков» в хозяйстве ГУЛАГа сталинистам представлялось недопустимым, поскольку откровенно каторжный труд миллионов заключенных вносил существенный вклад в вывихнутую экономику страны, которая только что перед этим объявила себя уже вполне «социалистической».