Сергей Буркин - Что случилось с Россией

За что готова была на бой эта молодежь? - Положительную программу никто сформулировать не пытался, зато всем было ясно, что ГКЧП - это Хунта, а Хунту привыкли ненавидеть со времен Пиночета, греческих «черных полковников» и никарагуанского «сукина сына» Самосы. И каждый, кто смог достать, по примеру Сальвадора Альенде, таскал с собою автомат (впрочем, очень немногие). Сейчас, когда молодежью, участвовавшей в «Живом Кольце», давно уже осознано, что своим мужеством они обеспечили возможность реставрации капитализма в России (и еще ряде стран), у них порою возникает досада против того, кто всех провел на мякине; но воспоминание о боевом товариществе и апофеозе победы на третий день останутся с ними на всю жизнь.

Для абсолютного большинства молодежи, вставшей в оцепление вокруг Белого Дома, Августовский путч не явился полнейшей неожиданностью - каких-нибудь событий в обществе ждали. Правда, предостережениям отдельных мудрецов типа Шеварднадзе, мало верили даже лидеры демократов; до широкой публики они просто не доходили. Но катастрофа казалась вероятнее экономическая - банкротство квази-советского «народного» хозяйства было очевидно каждому непокупателю, выходившему из пустого магазина. «Так жить нельзя», - повторяли все за Говорухиным.

То, что московская молодежь так быстро отозвалась на призыв своего президента, и то, с другой стороны, что ее не постигла участь китайских студентов, расстрелянных на площади Тяньаньмэнь, говорит о том, что гэкачеписты опоздали со своим путчем, свидетельствует о новой атмосфере, сложившейся в квази-советском обществе за годы Перестройки. В этой новой общественной атмосфере подросло поколение, лишь понаслышке знавшее о тоталитаризме. Но дать классовую оценку путчу и его глубоким социальным последствиям, вылившимся в Августовскую революцию, эта молодежь была бессильна. Да если бы на митинге, где оба президента братались с народом, кто-нибудь вдруг ляпнул, какова классовая суть начинающейся революции, вся площадь отнеслась бы к такому разговору, как к непристойной хулиганской выходке. В результате, изрядная часть российского народа так до сих пор и пребывает по этому вопросу в полном недоумении.

Путчисты при желании тоже смогли бы собрать толпу народа: управленцы невысоких рангов, распределители материальных благ; многотысячная агентура КГБ, оставшаяся не у дел, как и армейские политработники; бомжи и алкаши, готовые на все за поллитру... Но представители начальствующего сословия за годы Застоя обленились, отвыкли прилагать какие-либо усилия; они не считали нужным, да им просто и не с чем было «идти в народ».

Проведенные в дни путча социологами и журналистами исследования общественного мнения выявили еще одну, как оказалось - многочисленную, социальную группу (на этот раз - не классового характера): это воинствующие невежды всех возрастов, обоего пола, из всех классов и прослоек, любых профессий и специальностей. При опросах и анкетировании они выделялись тем, что, ничуть не задумываясь, с восторгом одобряли все без исключения распоряжения начальства, включая ввод танков на улицы города. Это - обломки поколений с заторможенным сознанием, частично, но далеко не полностью, разбуженных Перестройкой; воспитанники культа личности Сталина, до сих пор не расстающиеся с его портретами; духовная продукция десятилетий тоталитарного режима (в «Живом Кольце» их не было, свое неодобрение «беспорядку» они выражали, проходя случайно мимо). И эта, и предыдущая группы сторонников ГКЧП в дальнейшем все ярче проявляют себя, как питательная среда, благодатная почва для национал-патриотов, начавших с движений типа «Памяти» и докатившихся теперь до групп, откровенно фашистских.

Молодежное «Живое Кольцо» победило кольцо из танков, но главные события Августовской революции в этот момент были еще впереди - устранение Горбачева, оказавшегося помехой на ее (революции) пути, и «революция цен», и перераспределение собственности, и т.д. Только после нескольких лет пути «по дорогам бедствий» эта демократическая молодежь с трудом начала немножко понимать, для кого она в Августе таскала каштаны из огня.

(Это проявилось, в частности, в том, что через два года после Августа, во время следующего политического кризиса в России московская молодежь на помощь Ельцину больше не пришла, и тогда последний решился противопоставить танки живым, хоть и заблуждавшимся, людям, что еще больше отвратило от него молодежь).

Таким образом, из всех августовских защитников Белого Дома осознанно действовали только представители буржуазии, но между двумя ее прослойками прослеживалась разница: криминальная (по происхождению) буржуазия могла открыто присоединиться к оцеплению, а представители бюрократической буржуазии («директорского корпуса»), оставаясь руководителями государственных предприятий, на площадь не выходили - способствовали забастовкам на своих предприятиях. Конечно, это разница не принципиальная. Важнее то, что на периферии после провала путча демократам все же удалось, хоть и не во всех регионах, отстранить от власти самых одиозных и открытых сторонников Хунты; а в тех регионах, где у власти была «тайная родня» бюрократической буржуазии, позиции «директорского корпуса» - как правило, более осторожного, - с провалом путча продолжали укрепляться.

Первые недели после путча оба президента формировали свои управленческие структуры: Горбачев проводил чистку старого аппарата от сторонников путча, а Ельцин создавал их для управления Россией, так как РСФСР со сталинских времен «во избежание дублирования» и для экономии управлялась центральными, всесоюзными властями. Поэтому Ельцин продолжал оставаться героем дня: он создавал новые рабочие места и назначал, в то время как Горбачев - выгонял своих бывших советников - подхалимов и геронтократов; у одного - мстительность порою брала верх над дальновидностью, у другого - преобладала поспешность в решениях.

Начальствующее сословие было в шоке и утешалось немного лишь тогда, когда Горбачев, выйдя, вместо старого партократа, на его младшего заместителя, нарывался в его лице на точно такого же твердолобого чинушу, воспитанного административно-командной системой управления. Привлекая же (с большой опаской) к управлению Россией выдвинувшихся на политической арене «демократов», Ельцин поднял пласты таких кадров, которые сами не знали, справятся ли они с этой работой: они за годы Перестройки научились проводить массовые митинги, многодневные избирательные кампании, острые парламентские дискуссии; они писали книги и злободневные статьи, но чем-то управлять они никогда не пробовали (полагая, впрочем, что не боги горшки обжигают).