Андреа Дворкин - Порнография и гражданские права

АСГС также давал деньги и офисные помещения FACT — группе, называющей себя феминистской, противостоящей Постановлению и защищающей порнографию как важное выражение свободной женской сексуальности. Одна сотрудница АСГС играла решающую роль в основании FACT и часто публично представляет FACT, продолжая продвигаться в рядах АСГС. Наверное, самой показательной деталью, которая нарисует для вас нужную картину, будет такая: мужчины из АСГС и женщины из FACT участвовали в заседании генеральной прокурорской комиссии по вопросам порнографии вместе с представителями Penthouse в 1986 году в Нью-Йорке. Вместе все эти три группы забросали критическими замечаниями феминистку-ораторку, говорившую о сексуальном насилии над женщинами.

Заявленное обязательство АСГС — защищать первые десять поправок к конституции, а не порнографию как таковую, хотя иногда отличить их трудно. Без стремления к настоящему равенству с той же силой, что и к этим десяти поправкам, АСГС защищает власть, а не права. Какой бы отъявленной не была эксплуатация, та же детская порнография, АСГС в итоге защищает тех, кто эксплуатирует бессильных. АСГС требует буквального прочтения первых десяти поправок, особенно первой, особенно положения о свободе слова. Это крайне консервативная позиция, как с философской, так и с политической точки зрения, и у нее консервативные политические последствия — она сохраняет уже сложившиеся шаблоны неравенства.

АСГС отказался рассматривать роль сексуального абьюза в том, чтобы заставить женщин молчать, или то, как бедность не дает женщинам, черным людям и прочим меньшинствам получить доступ к средствам коммуникации. АСГС отказывается принять ответственность за тот факт, что в Соединенных Штатах за право слова надо платить. АСГС защищает власть корпораций, которым принадлежит доступ к праву слова, и они охраняют его от стремлений диссиденток, у которых по половым или расовым причинам отняли защиту закона о свободе слова.

Также мы откровенно презираем защиту нацистских и ку-клукс-клановских групп со стороны АСГС. У АСГС есть долгая история защиты самого враждебного расизма. В защите порнографии такая целенаправленная стратегия продолжается. Порнография сексуализирует расистскую ненависть. Она использует насилие, мучения и убийства по расовым мотивам как сексуальные акты, ведущие к оргазму. Мы полагаем, что расистская порнография — один из источников насилия против черных людей и других меньшинств, которое продолжается в этом обществе. Мы считаем, что это движущая сила расистского насилия.

Порнографы стоят в одном ряду с нацистами и клановцами, защищая ненависть и насилие. Их цели всегда выбираются по половому признаку и иногда — по расовому. Как нацисты и клановцы, они совершают те акты насилия, которые продвигают. Они ведут войну против женщин, которая сеет ужас.

Мы вновь и вновь на протяжении долгих лет просили АСГС защитить права, перечисленные в первых десяти поправках к Конституции, взявшись за дела бессильных или лишенных законных прав людей, а не эксплуататоров, абьюзеров или пособников геноцида. АСГС остался безразличным к такой идее.

В: Но разве под действием Постановления не пострадают в первую очередь гейские и лесбийские материалы?

О: В некоторых местах под действием законов против непристойного поведения откровенные материалы, изображающие однополый секс, объявлены незаконными как таковые. Постановление так не работает. Постановлению требуются доказательства реального вреда перед тем, как признать материал нелегальным. Вред не может быть моральным — к примеру, если кто-то оскорблена материалом или считает, что он не подходит для семейного просмотра или находит, что он противоречит ее религиозным убеждениям. Доказанный вред должен быть принуждением, нападением, дискредитацией или торговлей людьми с подчинением по половому признаку. Тот факт, что участницы показанных половых актов одного пола, само по себе не является формой подчинения по половому признаку. Дело доходит только до материалов, вред которых может быть доказан, и только жертвами, а не правительством. В таком случае конкретный вопрос о лесбийских и гейских материалах при Постановлении становится таким: если можно доказать, что какой-либо лесбийский или гейский материал может прямо нанести вред своим жертвам, есть ли хорошая причина освободить их от Постановления только потому, что там показан гейский или лесбийский секс?

Вся порнография, от Playboy до «Снаффа» — это часть чьей-то сексуальности, подлинной сексуальности в понимании этой личности. Их порнография — сексуальный опыт, для них это и есть секс. Неудивительно, что те же люди хотят, чтобы их успокоили и сказали, что их любимая порнография не подпадает под Постановление. Например, когда мужчины говорят: «Playboy, да не может быть!», они имеют в виду: «Я это использую, мне это приятно, я имею на это право, вы не заберете это у меня, мне все равно, кому это вредит». Это просто значит: «Раз мне это нравится, то никому нельзя это трогать». Это чистой воды предвзятость. Обязательно есть кто-нибудь, кто испытывает подобные чувства к каждой части определения порнографии в Постановлении.

Более широкий вопрос, который поднимает Постановление: есть ли у кого-то право на материалы, произведенные за счет принуждения, которые будут силой показаны другим, которые вызывают нападения, которые позорят людей и которые неотъемлемы от низведения половины населения до статуса второсортных людей? Важнее ли чья-то сексуальность, будь то стереотипная или нет, чем жизни, которые сейчас и в дальнейшем перемалываются и выплевываются при производстве и использовании порнографии, чтобы дать сексуальности потребителя то, что ей хочется, требуется или доставляет удовольствие? Разве сексуальность педофила важнее, чем свобода ребенка от сексуальной эксплуатации? Разве сексуальность женоненавистника важнее, чем свобода от сексуального рабства для женщины, которую склонили к съемкам в порнографии с садомазохизмом? С насильной фелляцией? Разве сексуальность хорошего, но одинокого парня важнее, чем ограниченный жизненный потенциал для всех женщин, чьи жизни подвергаются опасности, опустошаются, ухудшаются слабо или сильно, раз он получает то, что хочет? Разве доступ мужчин-геев к изображению однополого секса с подчинением важнее, чем право мужчин или мальчиков не подвергаться насилию и изнасилованию, чтобы это снимали, или же желание других мужчин-геев создать сообщество, свободное от эротизированной ненависти к себе? Вот почему эти вопросы рассматриваются одновременно: если наносится вред, и он основан на гендере, то ни конкретные сексуальные практики, ни гендер тех, кому вредят, не должны определять, защищаются ли гражданские права пострадавших.