Вера Мильчина - «Французы полезные и вредные». Надзор за иностранцами в России при Николае I

Иностранцы еще смелее покушаются на ложные доносы, ибо они, находясь за границею, не страшатся ответственности, а между тем извлекают из этого свои выводы. В 1846 году нюренбергский житель Генрих Зибер вызывался доставить сведения об обществе под названием «Юная Европа», равно о существующих будто бы в России обширных отраслях этого общества. Для переговоров с Зибером отправлен был из Варшавы чиновник, у которого доноситель выпросил 2200 талеров на поездку во Францию и на собрание сведений. Но он не представил доказательств, и вся цель его, как обнаружилось, состояла только в собственных его корыстных видах. В 1849 году саксонский подданный Генрих Стениш объявил поверенному нашему в делах в Париже о существовании тайного общества «Юная Россия», которое будто бы имеет отделения свои в Париже, Лондоне и во многих городах Европы. Донос этот, по строгим разысканиям, также оказался неосновательным, а между тем и Стениш успел получить около 2500 франков.

Разоблачением закончилась десятилетием раньше и история француза Александра Бакье – героя этой главы. Вообще-то III Отделение уже тогда было настороже и принимало иностранных осведомителей на службу только после тщательных проверок и в обстановке строжайшей секретности. Но и это, как мы скоро увидим, помогало далеко не всегда.

Александра Бакье рекомендовал русским сановникам в конце 1836 года его тезка Александр Казимирович Мейендорф, который в 1830-е годы занимал должность российского агента департамента мануфактур и внутренней торговли во Франции. Мейендорф познакомился с Бакье в мае 1836 года; Бакье представил ему рекомендации от видных французских роялистов, в частности от знаменитого легитимистского адвоката Берье. Полгода спустя, 10/22 ноября 1836 года, Мейендорф обратился с просьбой рассмотреть предложения Бакье к графу А. Ф. Орлову, мотивируя это тем, что Орлов пользуется при дворе исключительным влиянием, хотя и не занимает постоянно никаких административных должностей (об этом привилегированном положении Орлова при дворе еще до того, как он был назначен главным начальником III Отделения, уже шла речь выше; см. с. 217):

Вы один в России стоите близко к Государю и не имеете при себе канцелярии, честный же и прямой ваш характер и есть для меня ручательство, позволяющее адресовать к Вам г-на Бакье без боязни скомпрометировать себя в глазах моих начальников [19] Вся переписка о Бакье и, разумеется, с Бакье велась по-французски. .

Это соответствовало воле самого француза, который хотел, чтобы его бумаги «не были сообщены никакой канцелярии и никакому министру » и попали «непосредственно к Его Императорскому Величеству» – якобы потому, что в них содержатся некие семейные тайны (по-видимому, речь шла о подготовке поляками-эмигрантами покушения на императора). Неделю спустя, 16/28 ноября 1836 года, Мейендорф обратился с той же просьбой к министру финансов Егору Францевичу Канкрину; впрочем, в письме к Канкрину о тайных бумагах не говорилось ни слова, в нем Мейендорф просто просил министра финансов свести француза с нужными людьми, подчеркивал его бескорыстие (он живет на ренту и ни в чем не нуждается; он бросил службу во Франции по причине своих политических расхождений с правительством Луи-Филиппа и желает служить России) и даже подводил под свою рекомендацию идеологическую базу:

Для нашего отечества, где изучение французского языка и французской цивилизации занимает в образовании такое большое место, не должно быть безразлично, какими именно людьми будет представлена эта цивилизация – участниками ли социальной революции или же теми, кто постоянно с нею сражается и в ком священные убеждения съединяются с выдающимися способностями и познаниями.

Помимо рекомендательных писем к Орлову и Канкрину в архиве сохранилось и частное письмо Мейендорфа к самому Бакье, с приложенным рекомендательным письмом к министру народного просвещения С. С. Уварову. Мейендорф надеялся, что «этот истинный дворянин, готовый оказывать услуги всем вообще, а главное людям чести и бескорыстия, таким, как Вы» устроит француза на службу «преподавателем словесности или истории». Бакье между тем хотел большего. Однако, забегая вперед, замечу, что когда мечта Бакье стать тайным агентом III Отделения исполнилась, он замыслил использовать имя и должность Уварова для прикрытия (под точно таким же прикрытием к этому времени уже трудился в Париже Яков Николаевич Толстой). 3 марта 1838 года Бакье излагал Бенкендорфу свой план (впрочем, не осуществившийся):

Пусть же Ваше Сиятельство благоволит устроить так, чтобы граф Уваров отправил мне письмо, где сказано будет, что Император изволил поручить мне должность по Министерству народного просвещения; что, исполненный доверия к чистоте моих литературных принципов, министр поручает мне приобретать на средства правительства сочинения, писанные в лучшем вкусе и могущие быть употреблены в заведениях казенных (последует – исключительно для формы – список книг). Надобно будет также поручить мне составить подробный отчет о состоянии образования во Франции, а также позволить отправиться в Бельгию, Англию и Германию для сопоставления тамошних методов образования и выбора наилучших из всех. К этому письму приложена будет официальная бумага о назначении, за подписью министра. Ваше Сиятельство в мудрости своей рассудите сами, какое жалованье надобно будет мне положить за эти труды: не стоит, полагаю, прибавлять, что сделается все это лишь для видимости.

Впрочем, в конце 1836 года до этого было еще далеко. 5 января 1837 года Бакье обратился к Орлову с просьбой замолвить за него словечко перед государем и помочь ему вступить в русское подданство, мотивируя это «исключительно расположением к тем принципам, которые правят страной, чье настоящее так прекрасно, а будущее так богато». Сходная формула повторена и в другом (недатированном, предположительно от начала 1837 года) письме к Бенкендорфу, написанном в духе тех легитимистских русофильских представлений, о которых шла речь в предыдущей главе:

Самые высокопоставленные особы нынешнего царствования, министры и сам герцог Орлеанский [старший сын короля Луи-Филиппа, наследник престола] , неоднократно делали мне выгоднейшие предположения, которые я неизменно отклонял; я сказал «прощай» Франции, потому что не могу отыскать в сегодняшней Франции такого места, какое я мог бы занять, не изменив моим принципам, моим убеждениям. Лишенный моего отечества по причинам политическим, я вынужден был начать искать в Европе другое отечество взамен прежнего, и взоры мои естественным образом обратились к России как к стране, правительство которой исповедует те же принципы, что и я, – стране, настоящее которой бесконечно прекрасно, а будущее бесконечно богато.