Игорь Шнуренко - Человек взломанный

Как ни страшно это осознавать, примерно по этой методике обрабатывают людей, человечество те, кто строит Цифрового Левиафана. Сегодня они превращают людей в человекоданные, завтра из них будут делать два новых вида — неолюдей и необогов, а затем, если все будет продолжаться по этому алгоритму, неолюди просто исчезнут, потеряв волю к жизни. Часть неолюдей необоги будут держать на стероидах и наркотиках, но наступит момент, когда кибернетические системы превзойдут рабов в эффективности, и те станут не нужны совершенно.

Что же делать? Есть ли способы сопротивления бесчеловечной системе?

«Шум, гам, хохот, ругательства, звук цепей, чад и копоть, бритые головы, клейменые лица, лоскутные платья, все — обруганное, ошельмованное…Да, живуч человек! Человек есть существо, ко всему привыкающее, и, я думаю, это самое лучшее его определение», — писал Достоевский.

Два психолога, Бруно Беттельхейм, заключенный лагеря Дахау, и Виктор Франкль, заключенный Терезиенштадта, описали не только технологии слома индивидуальности, но и стратегии выживания. Если мы посмотрим на то, как люди во все больших количествах начинают реагировать на цифровой детерминизм — то есть на наступление на все сферы жизни Цифрового Левиафана, то мы увидим поразительное сходство с этими стратегиями.

Я поделил бы их на две большие группы. Первая группа — стратегии личного выживания. Они основываются на вере в безусловную предопределенность окружающего зла, в то, что выхода нет, и всё что остается — это смириться и постараться любой ценой выжить. О предопределенности я напишу ниже и покажу, что она основывается на ложных посылах. Но всегда ли жизнь базируется на правильных философских выводах? Основания чувствовать обреченность могут быть сколь угодно ложными, однако в данную конкретную минуту человек действительно может иметь очень простой выбор между смертью — и чем-то еще. И как правило, человек выбирает это «что-то», чем бы оно ни было. Шекспировский принц Гамлет верил в загробную жизнь и справедливое божественное воздаяние после смерти, но даже он, поставленный перед выбором, начинал колебаться:

Датский ты принц или последний заключенный в «мире-тюрьме», твой выбор только твой. Вернее так было до самого последнего времени. Цифровой Левиафан радикально меняет условия игры, и можно не сомневаться, что новые разработки позволят системе сделать за человека практически любой выбор — даже тот, который будет заведомо ухудшать его жизнь или обрекать его на гибель. Нацистские приемы слома личности, к сожалению, не остались навсегда в породившем их времени, а были взяты на вооружение современными технократами. Поэтому описанный выше пример того, как заключенные по очереди закапывали друг друга — лишь экстремальный случай одного из психологических методов, которые Цифровой Левиафан наверняка будет осваивать.

Первая стратегия выживания — выбиться в элиту.

В лагере это означало стать надзирателем из числа заключенных — капо.

«Начальники из числа заключенных могли использовать свое положение для облегчения участи товарищей, но чтобы остаться «в должности», они должны были прежде всего служить СС. Чтобы спасти себя, своих друзей и членов своей группы, «элите» приходилось жертвовать другими заключенными. Допустимыми считались любые меры, вплоть до отправки на смерть конкурирующих за выживание групп» (Б. Беттельхейм).

Капо мог выжить сам и помочь «своим» — но обязательно за счет остальных. Правила СС не предусматривали «милости к падшим», малейшие проявления человеческих чувств рассматривались как повод к немедленному разжалованию капо, если не к более радикальному наказанию. Поэтому даже те капо, которые начинали с мысли о том, что должность даст им возможность помочь хоть кому-то, быстро вырождались и полностью утрачивали мораль. Мораль — то, что отличает человека от животного, и дав себе лицензию на ее утрату, человек уже не удерживается от соскальзывания вниз по всем фронтам. Так образовывалась своего рода лагерная элита из монстров, обладающих властью над людьми.

Возможно, кто-то уже сейчас, рассудив, что власть Цифрового Левиафана неизбежна, решит принять именно эту стратегию личного выживания. Он или она будет верой и правдой служить строителям Левиафана, тем, кто за ним стоит, говоря себе, что лучше на должностях при Левиафане будет она, а не откровенная аморальная личность, для которой жизнь человеческая не стоит ломаного гроша. Кроме стремления к выживанию в данный момент, такими людьми может двигать и стремление стать необогами, а не неолюдьми, и закрепить это место в новом виде за своими потомками. Речь идет о том, чтобы спастись и не стать обреченным на вымирание видом.

Особенно это относится к ученым, разработчикам, администраторам, чиновникам — всем тем, кто рассчитывает, что Левиафан смилуется именно над ним или над ней, а дальше можно будет закрепиться в новой позиции и потихоньку вырулить к тихой заводи. Немаловажными для некоторых могут явиться и награды, которые обещают строители левиафана: удобство, сытость, решение материальных проблем, замена больных органов на здоровые, а в перспективе — бессмертие.

Не очень понятно, зачем Левиафану бессмертные хозяева, лишенные каких-либо стимулов к сотрудничеству, и возможно ли вообще бессмертие даже в виде загрузки некоего объема информации, которая якобы будет выражать нового человека, на тот или иной носитель. Кроме того, ниже пойдет речь о том, что необоги и неолюди, пожалуй, будут настолько тесно спаяны вместе, что гибель одних приведет к гибели других — и не факт, что из двух подвидов неолюди погибнут первыми. Но душой необоги умрут гораздо раньше своей физической смерти — и вопрос в том, насколько их можно будет считать людьми.

Вторая стратегия выживания:

уход в мир иллюзий

Единственное место, куда не могли забраться эсэсовцы в лагере — это мозг человека, хотя, безусловно, такие попытки делались. Таким образом, мечты оставались единственной независимостью заключенных. Выше описано, как трудно им было найти свободную минуту, не загруженную каким-либо занятием, но если они ее находили, то погружались в мечты. Фантазии улучшали их представление об окружающем мире, поэтому нередки были рассказы и слухи о каких-нибудь милостях. Говорили, например, о скором освобождении по чьему-нибудь поручительству, о том, что Красный Крест вот-вот приедет и отберет людей определенной национальности для обмена с пленными немцами, об улучшении условий содержании чуть ли не по приказу Гитлера.