Игорь Шнуренко - Человек взломанный

Рассказывали также истории, которые хорошо кончались — из своей или чужой жизни, а то и просто из кино или литературы. Одни грезили, другие слушали. Виктор Франкл вспоминает, как однажды староста блока рассказал ему сон, в котором ему обещали, что освобождение придет 30-го марта. Он считал этот сон пророческим, и 31-го марта, когда освобождение не пришло, умер. Так волны смертей прокатывались по лагерям после каждого очередного разочарования.

Нет нужды говорить о том, как в сегодняшнем мире распространено бегство от действительности и уход в иллюзии распространен как реакция на невозможность изменить что-то в мире или в собственной судьбе. Понятна и полная бесперспективность этого пути — ведь физический мозг будет полностью контролироваться Левиафаном. Мир иллюзий не полностью определяется физическим мозгом, но совокупность приемов манипуляции в сочетании с контролем над реакциями создадут человеку такую персонализированную виртуальную реальность, какую определит Левиафан. Уход в мир иллюзий может превратиться, таким образом, в очень эффективное средство мотивации и разобщения.

Третья стратегия выживания:

порвать эмоциональные связи

Как можно было выносить моменты, подобные описанному Беттельхеймом:

«Приходит эсэсовец с большим мешком почты, и читает имена заключенных, которым пришли письма. Окончив перечисление, он со словами «Теперь вы, свиньи, знаете, что получили почту», сжигает весь мешок…».

Выдержать такое крайне трудно — проще сойти с ума, что многие в условиях лагеря и делали. Таких сразу же убивали, чтобы освободить место новым узникам. Многие решали целенаправленно избавиться от эмоций, или мозг, пытаясь выжить, избирал эту стратегию спасения. Чтобы сохранить организм как целое, люди закрывались и черствели, не просто не показывая свои эмоции. Личность быстро распадалась.

Цифровой Левиафан приведет к появлению множества совершенно бесчувственных физических организмов, главной целью которых будет получение дофамина и уход от эмоций, которые будут лишь делать человека открытым для воздействия системы.

Четвертая стратегия выживания:

стокгольмский синдром

Эта стратегия связана с первой, «выбиться в элиту» — но не обязательно. На этом подходе построен сюжет фильма «Ночной портье», в котором рассказывается о сексуальных отношениях охранника и заключенной. Они начались в лагере и продолжились уже на свободе. Проявления человечности в фильме заканчиваются трагически, как проблема свободного выбора любящих людей. Заключенные в лагере, естественно, пытались увидеть знаки человечности офицеров и охранников, и даже неприятие ими фашизма. Беттельхейм описывает, как один из эсэсовцев, заходя в барак, вытирал обувь о половую тряпку, в отличие от других офицеров, которые не имели такой привычки. Это трактовалось как знак особого отношения офицера к заключенным и даже как тайный знак презрения этого эсэсовца к нацистской идеологии.

Стокгольмский синдром — защитная стратегия организма, дающая надежду и даже иллюзию свободы, и я уверен, что она будет распространена очень широко. Уже сейчас видно, как многие отстаивают самые бесчеловечные формы цифровизации, потому что полагают, что им удастся выговорить себе преимущества. В этих преимуществах, пусть даже самых минимальных, типа работы разработчиком приложений по контролю над сознанием, они будут чувствовать свою причастность власти машины.

Пятая стратегия выживания:

пассивное принятие

« Я не могу быть нормальным, когда приходится жить в таких условиях », говорят одни. « Не мы такие, жизнь такая …» — вторят им другие. Так можно оправдать — и оправдывают — самое низкое поведение. Эта стратегия помогала жить, но снимала с человека ответственность за свои поступки — и следовательно, дегуманизировала его или её. Надо полагать, что такая стратегия также будет весьма распространена в условиях контроля над сознанием.

Дневники людей, оставшихся в живых после нацистской оккупации и концлагерей, дают представление о некоторых стратегиях не просто выживания любой ценой, а сохранения себя.

Те, кто прошёл ад и выжил, сделали это за счет той основы, которую отрицают в человеке Харари, Курцвейл, Деннет, Минский и другие технократы: а именно, за счет личности. Никакой предыдущий опыт, никакое обучение не готовили этих людей к тому кошмару, что они пережили. Едва ли этих людей можно назвать задоктринированными сектантами. Вспомним, например, педагога Януша Корчака, который добровольно пошел в газовую печь за своими воспитанниками, чтобы умереть, но сохранить в себе то неуловимое качество, которое ускользнуло от нынешних физикалистов. Карл Фристон признал бы этот поступок несомненной ошибкой, Даниэл Деннет умно и насмешливо объяснил бы вопиюще нелогичное поведение Корчака иллюзией мышления и театром сознания, Герман Греф просто покрутил бы пальцем у виска.

Корчак не был одинок. В мемуарах много примеров людей, которые заплатили самую дорогую цену, чтобы сохранить личность, не стать выпотрошенной оболочкой, которой управлял бы нацистский Левиафан. Но важно помнить о том, что многие другие сломались. С тех пор технологии манипуляции массовым сознанием достигли новых высот, что можно видеть хотя бы по эмоциональным заражениям, например, при возбуждении протестов или разнесении информационных вирусов. В цифровом мире, где почти у каждого человека сегодня свой дом, для него вырезается его собственная ниша, его внутренний демон подкармливается, а психологические запросы удовлетворяются с тем, чтобы в нужный момент подтолкнуть его в направлении верного решения, а порой, в зависимости от задания, и закрепить это решение до уровня инстинкта. Именно так работает кондиционирование людей в человекоданные.

Может быть, неверие Сталина прошедшим плен и оккупацию и объяснялось тем, что он слишком хорошо знал, как устроен Левиафан — хотя и не нацистский, а его, сталинский, и не верил в то, что можно победить машину. Но все же были среди узников и жителей оккупированных нацистами областей те, кто не просто выжили, а поняли то, чего раньше не осознавали: что они обладают последней, но, может быть, самой важной человеческой свободой — в любых обстоятельствах выбирать свое собственное отношение к происходящему.

Первая стратегия жизни:

всегда искать смысл

Именно об этом снят потрясающий фильм Роберто Бениньи «Жизнь прекрасна». Смыслом жизни героя фильма — узника концлагеря Гвидо — становится спасение малолетнего сына, с которым они вместе попали в лагерь. В реальной жизни, а не в кино было много подобных примеров. Узник Терезиенштадта Виктор Франкл придал пребыванию в концлагере смысл, изучая возможности человеческой психики, и пытаясь оказывать другим заключенным психологическую помощь. Став исследователем и фиксируя поведение людей, он психологически отстранялся от всеобщего безумия. Это позволило ему сохранить себя, не зачерстветь эмоционально и не сойти с ума.