Александр Севастьянов - Российское искусство новейшего времени

В ходе Гражданской войны и красного террора была уничтожена вся биосоциальная элита России – все ее верхние сословия, попавшие скопом в «зачумленную» категорию «бывших людей»: дворянство (и такая его специфическая часть, как офицерство), предприниматели, духовенство, кулачество. Примерно 40—50% и без того немногочисленной интеллигенции, по расчетам историка-интеллигентоведа, профессора МГУ А. В. Квакина, оказалось в эмиграции, а оставшиеся в стране «буржуазные интеллигенты» – на положении «лишенцев» (неполноправных граждан), чьи дети не имели права поступить учиться даже в те вузы, где преподавали их отцы. В итоге, как теперь говорят, русский Серебряный век, ярко вспыхнувший некогда на берегах Невы, догорал уже на берегах Сены.

Но это лишь одна сторона вопроса. Другая состоит в том, что с немыслимой прежде силой заработали т.н. социальные лифты, поднимая детей из простонародья к вершинам власти, интеллектуальной работы, культуры. Ротация руководящих кадров, проводившаяся брутально, но регулярно, постоянно открывала широкие перспективы перед новыми поколениями. Это была эпоха массового карьерного взлета, о которой лучше всех написал выдающийся русский философ Александр Зиновьев: «Началась коллективизация. Разорение деревни. Бегство людей в города. А результат этого? В нашей семье один человек стал профессором, другой – директором завода, третий – полковником, трое стали инженерами. И нечто подобное происходило в миллионах других семей. Я не хочу здесь употреблять оценочные выражения „плохо“ и „хорошо“. Я хочу лишь сказать, что в эту эпоху в стране происходил беспрецедентный в истории человечества подъем многих миллионов людей из самых низов общества в мастера, инженеры, учителя, врачи, артисты, офицеры, ученые, писатели, директора и т. д. и т.п.».

Статистика подтверждает эту мысль Зиновьева. К моменту распада СССР сельское население России сократилось с 86 до 25% (а реально крестьянским трудом занималась лишь половина жителей села), зато доля интеллигенции возросла с 2,7 до 30% – в десять с лишним раз! Эти колоссальные подвижки имели поистине всенародный характер. Достаточно ознакомиться с энциклопедией «Кто есть кто в истории СССР», составленной К. А. Залесским 31 31 К. А. Залесский. «Кто есть кто в истории СССР». – М., Вече, 2011. , чтобы убедиться в том, что абсолютное большинство выдающихся деятелей нашей страны – полководцев и политиков, партийных и хозяйственных функционеров, ученых, спортсменов, деятелей культуры и искусства – имеют крестьянское происхождение. Можно спорить о качественном уровне советской интеллигенции (к примеру, Александр Солженицын отказывался признавать ее таковой, введя свое определение «образованщины»), но это ничего не меняет по сути: воспринимающая искусство массовая аудитория в предвоенной России (СССР) стала новой, принципиально иной, чем до революции. Интеллигенция радикально изменилась: превратилась из социальной диаспоры – в класс. В класс, заказывающий искусство и литературу, чей вкус уже в 1930-е гг. становится определяющим.

Перемена произошла в кратчайшие сроки, в первые же десятилетия после 1917 года. За какие-то двадцать-тридцать лет – ничтожный исторический срок – весь социальный контекст развития культуры и искусства изменился более чем радикально. Беспощадное и тотальное истребление и маргинализация дореволюционных элит России, а параллельно вертикальный взлет вчера еще полуграмотных и вовсе неграмотных масс в таких масштабах и с такой скоростью – во многом определяли ментальность всей советской эпохи и находили свое отражение в искусстве нашей страны. В частности, так называемый соцреализм (новое издание классицизма) получил массовую базу, опору.

Таким образом, социодинамика россйской культуры не только подверглась определяющему воздействию глобальных социодинамических процессов, но и оказалась радикально усилена и ускорена собственным «восстанием масс», грандиозным социально-историческим экспериментом, определившим нашу национальную специфику, в том числе в искусстве.

То, что искусство могло стать предметом чисто эстетического суждения, имело

своим условием, что его действительно нельзя было судить ни по каким иным —

религиозным, моральным, политическим или идеологическим —

критериям, поскольку оно более не выполняет функции, с ними связанные.

Конрад Лиссман, философ

Отмирание ряда функций искусства. Эффект пресыщения.

Исчерпанность технических и изобразительных средств традиционного

искусства и появление новых материалов и технологий. Импрессионизм в живописи – как вершина и предел развития традиции.

Изменение социального контекста бытования искусства – важнейшая, определяющая внешняя причина наступивших перемен. Но есть и причины внутренние, проистекающие из закономерностей развития самого искусства как такового.

В искусстве всех времен были важны, прежде всего, две его составляющие: «что» и «как» преподносит публике художник, то есть – содержание и форма. То и другое не оставалось неизменным, но всегда было связано с предназначением искусства, с четырьмя его главными общественными функциями. Каковы они?

Во-первых,врожденные эстетические чувства и потребности человека таковы, что одной из главных функций искусства всех времен являлось украшение жизни, доставляющее удовольствие, наслаждение красотой. Украшение как самого человека, так и его жилища или мест пребывания. Как сказал поэт об искусстве:

Это врожденное чувство красоты обладало такой силой, что заставляло нашего далекого предка не только делать украшения из кости и рога, наносить орнаменты на предметы быта, одежду и глиняную посуду, но и, скажем, вытачивать из твердейшего нефрита топоры такого немыслимого совершенства, в котором польза (утилитарное предназначение) и превосходная красота (предназначение эстетическое) сливались воедино.

Во-вторых,своим содержанием искусство изначально было связано с магией – будь то наскальная живопись или костяные, каменные, глинянные, деревянные идолы и фигурки. Охотничья, воинская, любовная или связанная с климатом и плодородием магия, зашифрованная в художественных образах, была присуща уже воинам, охотникам, скотоводам и земледельцам каменного века. Со временем культовые предметы стали особой отраслью художественного производства, а миссия художника стала рассматриваться как своего рода служение богам, а в христианстве – Богу 32 32 Монотеизм христиан, как и мусульман, является производным от монотеизма иудеев. Все эти три религии недаром именуются «авраамическими», и служение единому Богу обязательно для всех, кто их исповедует. Однако в иудаизме и мусульманстве (за исключением шиитов) запрещено изображение животных и человека – во исполнение заповеди «Не сотвори себе кумира», понимаемой расширительно. Так что художники этих разных вероисповеданий все служили своим творчеством Богу, но по-разному. . Это было своего рода подвижничество, добровольная духовная жертва (недаром иконописцы чаще всего не ставили подпись под своим творением, ведь Бог и так видит, кто как ему служит, а рекламировать свой духовный подвиг – нескромно).