Валентин Сидак - Зарубки на гриппозной сопатке. Размышления о нашем недавнем прошлом…

Спасибо питерским ученым за то, что смутные подозрения, неясные предположения и неоформленные гипотезы многих участников обсуждений этого вопроса они перевели в плоскость строго научных экспертных оценок. Посмотрим, как оценит столь исключительно важный материал нынешнее следствие и какое место оно отведет ему в историографическом анализе событий «политического спектакля длинною в век».

От себя добавлю, что датировка основной, базовой «записки Юровского» 1920-м годом подтверждается исключительно заверительной надписью на одной из копий «записки» сына цареубийцы, контр-адмирала в отставке А.Я.Юровского, сделанной уже им гораздо позднее, в послесталинские времена – якобы (или предположительно, кому как больше нравится) в 1958 году. С таким же успехом заверительная надпись могла быть сделана им в 1964 году, когда Ильичев и Яковлев бодро «сгребали до кучи» все свидетельские показания выживших на тот момент участников злодеяния. А могла быть сделана и в том же 1979 году, непосредственно перед началом «гробокопательской экспедиции» дружного коллектива единомышленников в составе Рябова, Авдонина и их высокого покровителя из МВД СССР. Все это следовало бы тщательно исследовать в рамках проводимого следствия.

Иными словами, для партийных и, надо полагать, также для некоторых государственных органов СССР эти крайне важные для историков сведения в течение длительного периода времени абсолютно никакого секрета не составляли!

И уж тем более не являлась «строгой государственной тайной» «Стенограмма совещания старых большевиков по вопросу пребывания Романовых на Урале» и машинописная расшифровка к ней, выправленная Я.М.Юровским. Мне, как опытному специалисту в области секретного делопроизводства, даже смотреть неприятно на внешнее оформление этого т.н. «подлинного исторического документа»…

Привожу текст пояснительной записки к этому документу, полностью сохраняя стилистику ее авторов из Центра документации общественных организаций Свердловской области.

«Стенограмма возникла в 1934 г. на строго секретном совещании старых большевиков, состоявшемся в г. Свердловске по инициативе Уральского истпарта. До 1991 г. находилась на обособленном хранении (в сейфе) в партийном архиве Свердловского обкома КПСС. В 1990-е годы стала доступной для пользователей. Документ включен в Государственный реестр уникальных (!) документов решением Центральной экспертно-проверочной комиссии при Росархиве 18 декабря 2008 г. Архивный шифр: Ф. 41. Оп. 1. Д. 150. Л. 1—86».

Другими словами, не только центральные, но и местные партийные власти полностью были в курсе дела, и уже хотя бы по этой простой приячине губернатор Эдуард Россель отнюдь не был первооткрывателем в вопросе о месте захоронения на подмандатной ему территории останков казненной в 1918 году большой группы наших соотечественников. Лучше уж работники Свердловского партархива вместо своего детского лепета привели бы в публикации подлинник листа ознакомления со стенограммой, начиная с 1934 года и до наших дней, это было бы гораздо более полезным и информативным для исследователей…

Из письма следователя В. Н. Соловьева Святейшему Патриарху Московскому и Всея Руси Алексию II: «Комплексная комиссионная экспертиза «записки Юровского» проведена в 1996 г. Федеральным центром судебных экспертиз. Эксперты сделали категорический (!) вывод о том, что текст «записки» был выполнен двумя лицами – Юровским и академиком Покровским, который «курировал» историю убийства царской семьи от Политбюро ВКП (б).

Записка представляет собой «объяснение», взятое Покровским у Юровского (точная дата не установлена). Она выполнена на пишущей машинке, имеет правку текста, сделанную рукой Юровского и дописку о месте захоронения останков, выполненную Покровским. Место захоронения, указанное в «записке», точно соответствует (!) «мостику» из шпал, о котором писали Н.А.Соколов и М.К.Дитерихс (имеются их планы и фотографии этого места)».

Глупости, конечно, пишет следователь-криминалист о некоем «кураторстве», да еще и от «Политбюро ВКП (б)» (!), но нам к этому не привыкать. Он за прошедшие два десятилетия наговорил очень много нового и крайне познавательного для града и мира невежд, неучей и обленившихся обывателей… Обратим-ка лучше свое внимание на другое обстоятельство.

В июне 1964 года отдел агитации и пропаганды ЦК КПСС в лице двух его руководителей – Л. Ильичева и А. Яковлева – вдруг внезапно, ни с того, ни с сего, озаботился выяснением «обстоятельств гибели царской семьи» и провел документирование свидетельств некоторых активных участников расстрела. Но при этом отнюдь не всех оставшихся в живых свидетелей, а лишь некоторых из них, в частности, Медведева (Кудрина) и Родзинского. Эти документы были приобщены по их указанию к предыдущим материалам – запискам и стенограмме выступления Юровского – и помещены в архив Истпарта на хранение в особом (?) закрытом фонде.

Вот как красочно описывал это действо сам А.Н.Яковлев в апреле 1998 года в интервью корреспонденту газеты «Труд», будучи в своем тогдашнем качестве председателя Комиссии по реабилитации жертв политических репрессий при Президенте России. «Это произошло в 1964 году, – начал беседу Александр Николаевич. – Я работал тогда в ЦК КПСС зав. сектором радио и телевидения ( примеч авт. – на самом деле он работал в этом качестве в 1965 году ). И вот однажды меня вызвал секретарь ЦК Ильичев и показал письмо с резолюцией Хрущева: «Разобраться». Ильичев попросил меня прочитать письмо в его присутствии (!), прямо в кабинете.

Письмо было написано от руки и представляло собой нечто вроде завещания одного из участников расстрела царской семьи в подвале знаменитого Ипатьевского дома Екатеринбурга. Звали автора Михаил Медведев, работал он в то время в губернском ЧК в Екатеринбурге. В письме содержалось описание расстрела и то, что ему непосредственно предшествовало: Медведев подробно писал, как и почему (в его понимании) было принято решение о расстреле Николая II и остальных домочадцев. Из письма было ясно, что автор сохранил два револьвера, из которых стреляли в ту роковую ночь в подвале Ипатьевского дома. Один он завещал передать лично Хрущеву, другой – почему-то Фиделю Кастро».

Н.С.Хрущеву в тот период, видимо, уже заниматься больше было нечем, лучше бы он начал более тщательно готовился к предстоящему в том же году аутодафе на октябрьском Пленуме ЦК…

Тем не менее, все эти сведения, наряду с очень подробной докладной запиской в ЦК КПСС начальника Главного архивного управления при СМ СССР Г. Белова, являются еще одним наглядным свидетельством совершенно очевидного факта, что для руководства КПСС детали совершенного в 1918 году массового убийства, точный состав его участников, примененные методы маскировки содеянного, как и точное место захоронения останков погибших были известны в полной мере! По крайней мере, достаточной для того, чтобы поступить с этими останками так, как заблагорассудится очередному советскому руководителю: перезахоронить в другом месте, окончательно уничтожить тем или иным способом, передать церковным властям для последующего использования в религиозных целях и т.д., и т. п.