Алексей Меняйлов - Сталин: посвящение волхва

Итак, ступени Пути, как человека-кама самого по себе, так и общего хода всемирной истории:

1 — неугодник (талант) ; рождение человека, котор ы й хотел бы в ы рваться из стаи, он допускает м ы сль, что истинное мироописание противоположно тому, котор ы й исповедуют дегенераты, заполонившие собой мир; тут обсуждать особо нечего — это или есть или этого нет;

2 — тайна общего хода всемирной истории, мироописание мира, разделённого на добро и зло, тема Прапредка; «двойка» — главная, если не единственная, тема Евангелия;

3 — священное Триединство Путника; об этом вскользь в Евангелии, а подробно разве что в «Сталкере» Андрея Тарковского; даже лёгкое знакомство с законами подсознания приводит к чудотворению, в частности психокатарсическому целительству;

4 — чет ы ре стихии как нетекстовой источник познания; тот кто пользуется четырьмя стихиями, невозможно обмануть; овладевший «четвёркой» шаман считается великим; чемпион ы в «четвёрке» — кочевники, в особенности эвед ы и ц ы гане прошлого;

5 — освобождение от страха смерти; смертн ы й подвиг во имя и на пользу Великой Цели; подвиг становится возможен при восприятии жизни как т ы сячелетней череды воплощений духа в телах;

6 — теория стаи , но не в объёме главраввинского знания, эта каста владеет только тёмной стороной теории стаи , из неё следствиями, а в светлой: малый поступок во имя Цели порождает большой — об этом вскользь получилось в фильме Бондарчука-старшего «Они сражались за Родину» (у Шолохова, по чьей книге ставился фильм, этого нет); символ тёмной «шестёрки» — звезда Давида, символ светлой — шестигранник пчелиных сот; единство и взаимопомощь талантов;

7 — «божественное число», откр ы вающее тему соборности жив ы х с мёртвыми и ещё не рождёнными (эта формула сохранилась в священном эпосе чувашей); осм ы сление героем своей значимости и вселенской ответственности каждого человека, за что он и подпадёт под Страшн ы й Суд; самое главное, посредством в ы сшей соборности встреча с суженой ;

8 — совместное овладение тайнами стихий парой суженых , мужчиной-камом-«семёркой» и женщиной-камой, а не в одиночку как в «четвёрке»; «восемь» — двойной квадрат древних символов Востока;

9 — возврат в реальность (логически оформленную) из «матриц ы » путём взаимного психокатарсиса суженых ; частью которого является составление реальной автобиографии (по поступкам, а не по льстив ы м самооценкам) с осознанием всех отказов взойти на Варгу — адски болезненн ы й этап, ну очень близкий аналог Страшного Суда;

10 — Боец, Первосвященник, Великий Властитель — в Паре;

— «конструктор»;

— воспитание беспорочной Девы.

По жизни люди и «единичку»-то не осваивают, освоивший «четвёрку» считается великим шаманом, Сталин же освоил «десятку». Отсюда и активное поклонение Сталину великих шаманов ещё до Революции. С другой сторон ы , у Сталина ничего не получилось с воспитанием детей от Аллилуевой-старшей, но мы к этому ещё вернёмся ниже.

«Мёртвая дорога» Сталина — это работа над «одиннадцатью». Более чем странная железная дорога, маршрут которой в ы черчен лично Сталин ы м через свят ы е места северн ы х народов, объект баснословно дорогой (12,5 % валового национального продукта), не имеющий никакого экономического см ы сла. Но этот объект — «одиннадцать», и Сталин лелеял его так же как Сталинградскую битву.

Эта книга о Пути, о двенадцати ступенях познания себя и жизни, или, что то же самое, о см ы сле цифр.

Освоение мистической сторон ы кузнечного дела — часть «четвёрки».

Вот что писатель Михаил Пришвин — все мы слышали его имя — пишет в дневнике, обратите внимание, ещё в 1910-м году:

«…Мы принимали крещение от Августа Бебеля за благоговейным чтением его книги «Frau und Soziaslismus» («Женщина и социализм» — Примеч. А. М. ). Перед наступлением момента света мной овладели две идеи этой книги, первая, что близко время мировой катастроф ы , и вторая, что женщина после этого, «женщина будущего» явится такой, как я желал в сокровенной глубине детства своего.

В сам ы й же момент крещения, самое в ы сокое б ы ло, что я стал со своими друзьями одно существо, идти в тюрьму, на какую угодно п ы тку и жертву стало вдруг нестрашно, потому что б ы ло это уже не я, а м ы , друзья мои близкие и от них как лучи «пролетарии всех стран».

И мы пошли за мир и женщину будущего в тюрьму. Допрос ы , жандармы, окно с решёткой, и свет в нём… Женщина будущего, кто она, мать, сестра, невеста, в сердце рядового, в его смятенной, смущённой душе рождается образ Прекрасной Дам ы , — нужно б ы ть рядов ы м!..» («Семёрка»! Единство живого и Нерождённой — Примеч. А. М.)

«…Ночью я думал о этапах с почти десятилетним промежутком: уверование в Маркса, уверование в женщину и спасение ею, приобщение к жизни…»

«…Женщина (Маруха) такой же знак, как и бесконечность, с помощью этой мнимой величины мы решаем уравнения этой жизни со многими неизвестн ы ми.

Когда я увижу её — будет победа моей мечт ы . Для победы теперь уже не нужно, чтоб ы она б ы ла женой моей, и тогда это б ы ло необходимо, и вот, вероятно, оттого и победа, что теперь что-то чувственное отмерло… Значит, чем меньше чувственность, тем ближе цель, и смерть, может б ы ть, настоящая победа? Но почему же мир становится так близок и понятен от любви к мечте?..» (1912 год)

Что эти слова из дневника Пришвина как не свидетельство приобщения Пришвина к культу Девы ?

Вернее, для Пришвина культ Девы и двенадцать подвигов, как ступени к Деве, существует не на уровне логического осм ы сления причинно-следственн ы х связей нашего б ы тия, а на уровне непосредственного ощущения некой дарообильной тайны женщины, как см ы сла общего хода всемирной истории, тайн ы , не осознаваемой не только самими женщинами, что, в общем, понятно при знакомстве с состоянием их ума, но и, ув ы , мужчинами тоже. Тайн ы , делающей женщину действительно прекрасной, возвышенной, великой — волшебницей. Без в ы свобождения в женщине её сил ы она остаётся в состоянии животного, коими абсолютное большинство из них и являются.

Сталин овладевал великим ведением культа Девы переодически пересекаясь с волхвами и шаманами, а Пришвин тянулся к тем же глубинам, но вне волховских традиций, только прислушиваясь к сокровенной мечте детства своего — и потому его достижения для исследователя ценны. Дневник Пришвина являет тот истинн ы й стержень, который притягивает многих людей к Сталину, ко всему Кругу Героев, объединяет с ним, даёт уверенность в обретении Силы. Стержень этот даёт, среди прочего, силу жить — и как жить! Стержень этот не искусственное построение ума, а сокровенное нашего естества, оно стремится к тайне, к тайне общения с собеседником, который тебя поймёт до конца, к Пречистой деве с Великой Свадьбы Грядущего.