Татьяна Ануфриенко - Так начиналась Мещура 

— Не возражаю, — засмеялась Ольга.

Пришла Вера с водой.

— Так много дров наколола! И уже печка топится. Быстро ты сегодня.

— У меня помощник объявился.

— Кто?

— Никита Иванов.

— Хороший парень. — Вера обняла сестру.

Приготовили еду на быструю руку — и спать. Завтра обеим на работу.

Бригада Матвея, прежде работавшая на ледянке, теперь перевозила по этой дороге лес, который рубили и вольнонаёмные, они жили в бараке на Красном, и несколько бригад спецпереселенцев. Древесину с вырубок перевозили на лошадях до катища Смертельного. На сани укладывали комель, на подсанник — вершинку, закрепляли, и ну-у, пошла, лошадушка. На катище работала бригада вольнонаёмных, они принимали и укладывали брёвна так, чтобы было удобно скатывать их в реку.

Разгружали древесину, которую привёз Матвей.

— Фёдор, — обратился он к вольнонаёмному, — а почему катище называется Смертельным?

Тот остановился, передохнул:

— Ты видел, какая высота? От воды метров тридцать будет. Неправильно уложишь брёвна, они сами покатятся и за собой другие увлекут. Если под обвал кто попадёт, считай, погибель, или брёвнами придавит, или вниз вместе с ними улетишь. Были такие случаи. Погибали люди. Потому и Смертельное.

Смертельное катище

— Да, опасное дело.

— Опасное, а работать надо.

Весной брёвна скатывали в Ёлву и по высокой воде сплавляли. Работали без всякой техники, шестами. Помогала взаимовыручка. Иначе никак.

Меланья поняла, что Семён теперь дружит с Еленой Погореловой. Да и как не понять? После утреннего сбора у конторы они всегда уходили вместе. Женщина со слезами смотрела им вслед. Но что тут поделаешь? Плачь — не плачь, насильно мил не будешь. На заготовке дров Меланья работала в одной бригаде с двадцатидвухлетней Настей Бердниковой. Она знала, что девушка с мамой вечерами читают молитвы и некоторые женщины приходят к ним помолиться.

— Настя, можно я вечером приду? Сил больше нет, — слёзы потекли по щекам Меланьи.

— Приходи, конечно, — девушка ни о чём не спросила. Не в её характере было лезть в душу. Если надо, человек сам всё расскажет.

С тех пор Меланья стала часто бывать в медицинской землянке у Бердниковых, а потом и вовсе перешла туда жить.

Хоть и была зима тяжёлая, хоть и болели и умирали многие, но ни одного человека не привели в медицинскую землянку, ухаживали за больными сами, как-то управлялись. Жители землянок считали себя одной семьёй, а отдавать больного куда-то было стыдно. Да и чем там могли помочь? Медикаменты кое-какие давно прислали, но они пока так и не были востребованы — никто не обращался. Гололобов так и работал на подготовке участка под строительство посёлка.

Но однажды к нему прибежали:

— Николай Фролович, там Веньке Шишкову ногу разрубили, — запыхавшись, докладывал одиннадцатилетний Сашка Бойников.

Гололобов подбежал к саням:

— Тимофеич, подкинь к землянкам, там из лесу парня привезли.

— Садись. А ты, Санька, чего стоишь? Прыгай в сани.

У медицинской землянки стояла лошадь с санями, в них лежал Венька. Штанина — в крови, рядом — перепуганная Александра Фомина.

— Тимофеич, Санька, подсобите, — Николай Фролович с помощниками занёс больного в землянку, где уже хлопотала Анна Семёновна, грела воду.

Топчан был разделён занавеской на две части, на одной спали женщины, на другую половину положили Веньку. Лекарь снял с больного валенки, как-то стащили ватные штаны, Гололобов осмотрел рану.

— Как же так? Как это могло случиться? — приговаривал он.

Александра в растерянности пыталась объяснить:

— Я вот сучкоруб. У меня топор. А Венька лес возит по ледянке. Приехал на загрузку. Ну и вот… Поскользнулся, упал, я в снег провалилась, а топор как-то сам… Ну вот…

— Да-да, топоры сами летают, ноги рубят, — обрабатывая рану, приговаривал лекарь. — А вы чего тут? На работу, все на работу. Ничего страшного. Кость цела, мясо нарастёт. Хорошо, что штаны ватные.

— Ну вот, Анна Семёновна, тебе и больной. Два-три дня полежит, я буду приходить, перевязывать, а там посмотрим. Да он молодой, быстро заживёт.

Утром Гололобов пришёл рано. Настя с Меланьей ещё были дома.

— Подождите, девушки, вместе до конторы дойдём, — сказал лекарь.

Заглянул он и вечером. Меланья с Настей как раз садились ужинать.

— Поужинайте с нами, Николай Фролович, — пригласила Анна Семёновна.

— Спасибо, не откажусь. А больного накормили?

— Да, я уже поел, — отозвался Вениамин.

— Ты вот что, хозяйка, завтра сходи в контору, на больного паёк положен. Что уж — не знаю, но на два-три дня возьми. Не помешает.

— Спасибо, Николай Фролович.

Лекарю приглянулась Меланья. Правда, она почему-то грустная всё время. «Ясно дело, радости мало в нашей жизни», — думал Гололобов.

На работе во время перекура он разговорился с Кочетковым:

— Тимофеич, знаешь Меланью?

— Как же не знать? Знаю. Не слышал, что ли? Шумная история была. Муж у неё… этот… как его… Ну грибная фамилия ещё такая.

— Не знаю такого.

— Ну который по осени сбёг.

— A-а, Поганкин.

— Во, он самый. Избил её, эту Меланью, до полусмерти. Еле Дарья откачала.

— За что избил-то?

— Кто их разберёт. Тут в своей семье ничего не знаешь, а в чужой и подавно.

— Стало быть, теперь она одна?

— Видимо, так. А что, глаз положил? Вроде баба неплохая, работящая.

— Не знаю.

— А чего? Ты вдовый. Не век же одному куковать. Вдвоём легче. Анатолий вон твой женится скоро, вовсе один останешься. Так что, ежели понравилась, бери.

Александра каждый вечер прибегала навестить Вениамина. Она чувствовала себя виноватой в происшедшем.

— Венечка, прости. Сам видел, нечаянно получилось.

— Прошу, Шурочка, прошу, когда поцелуешь, — на полном серьёзе, никого не стесняясь, ответил он.

— А вот выздоровеешь, и поцелую, — отшутилась Александра.

— Вы дошутитесь, я чувствую, — закончил перевязку Николай Фролович.

Женщина с парнем переглянулись и рассмеялись.

— Рана затягивается, так что до свадьбы заживёт.

— До чьей свадьбы? — спросил Венька.

— До твоей, до твоей. Меланья, проводи меня, — лекарь вышел из землянки. Следом, одевшись, вышла Меланья.

— Прогуляемся? — предложил Гололобов.

Чуть замешкавшись, женщина согласилась.

Вначале говорили ни о чём, вышли на дорожку в сторону Красного.

— Ты мужа любила? — спросил Николай Фролович.

Меланья не ответила.

— Прости, не хочешь — не отвечай.

— Почему же? Нет, не любила.

— Но замуж-то пошла.

Нехотя женщина начала рассказывать:

— Я совсем молоденькой была. Отец задолжал Филиппу денег. Не мог отдать. — Меланья снова замолчала.