Владимир Орлов - Крик птицы

Просматривал отснятый материал со Стариковым, и зацепило меня слово «опора». «Опора» - это кто? «Опора» - чья? Мои знакомцы-приятели-друзья из «Песняров» всех составов были перед камерой правдивы, а после съемки — откровенны.

Игорь Паливода вел дневник для себя, — можно считать, при выключенной камере: «Личность требует опоры, но опора не выдерживает, начинает шататься и превращается в гнилую трясину. "Опора" нашего Лидера — есть трясина, засасывающая всё глубже. Личная жизнь незаурядной личности достойна сочувствия. Хозяин, уйдя с головой под бабский подол, по существу, пустил дело на самотёк».

Это видели все, кто ежедневно были рядом.

ВАЛЕРИЙ ДАЙНЕКО: Доверял супруге, а она, к сожалению, не всё правильно делала. Это можно назвать «началом конца» «Песняров».

ВЛАДИСЛАВ МИСЕВИЧ: Она была никем. Но пока нас не было, гастролировали, она вдруг в должности «помощник художественного руководителя»: оклад, доступ к распределению средств.

Дневник И. Паливоды: «Очумевшая от собственной ненасытности "кинозвезда” — главбух и завотделом Общего идиотизма. Она совсем от даровых тысяч. Велела Голове отныне работать только напрямую — в карман, исключительно с кооперативами. И сумма делится ею лично. Родную филармонию она вовсе выбросила из головы. Зашевелились разбуженные юрисконсульты, заметались хищные судебные исполнители».

АНАТОЛИЙ КАШЕПАРОВ: Жену — женщину — не оправдываю! Удивительно: Мулявин такой жёсткий человек, а тут пошёл на поводу у своей жены. Я свою жену к делам не подпускаю.

АЛЕКСАНДР СОСНОВСКИЙ: Она обнаглела. Намечали гастроли — она деньги наперёд требовала. Непомерные амбиции! Весь вопрос в Светлане Александровне. Она, к сожалению, его подавила как человека. Она выбрала себе роль жертвы: вот, мол, она свой талант принесла в жертву Мулявину. Она его загубила.

ЛЕОНИД БОРТКЕВИЧ: Не Света виновата, как считают, — просто они с ребятами разошлись творчески.

ИГОРЬ ПЕНЯ: Он любил ее. И потом, говорил, боялся одиночества. А я говорю ему: «Не бойтесь одиночества! Да вы женитесь через 15 минут!» Правда: как споет в концерте «Крик птицы» — весь зал женщин можно брать и вести к нему в номер.

Энергии «помощника художественного руководителя» хватало на всё: в силу эрудиции подбирала стихи для новых программ — Мережковский, Волошин, Купала на русском, гримировала Мулявина, артистично вела концерты, смотрела за порядком — в её понимании. Постепенно Светлана Александровна сосредоточила в своих руках решение абсолютно всех вопросов ансамбля. Это раздражало музыкантов. Прежний негласный «совет старейшин», — а там даже мог обсуждаться, скажем, факт пребывания кого-то в «Песнярах», — стал ненужным. С мнением былых сподвижников Мулявин перестал считаться, доверяя только жене, в участившихся конфликтах безоговорочно принимал её сторону. От всех отчаянных и открытых призывов укротить жену Мулявин отмахивался.

Мемуары Бориса Крепака: «Светлана Пенкина далеко не подарок и для людей, её окружающих, и для артистов ансамбля “Песняры". Видно, природа наделила её сильным властным характером, который иногда становился просто невыносимо взрывным. "Энергетический вампиризм" — так иногда можно определить её нутро, и это я по себе знаю. Но как бы не складывались взаимоотношения Володи и Светланы, что бы там не происходило в их доме, — это было их чисто семейным делом. Он любил её, и она любила его — любила по-своему: размашисто, пылко, жадно, эгоистично, может быть, неуравновешенно (хотя какая может быть “уравновешенность” в любви?)»

Нельзя возразить Борису Алексеевичу, всё так... Но если бы это не от­ражалось на работе ансамбля.

Из всех высказываний перед камерой о Пенкиной я исключал лич­ностные, а оставлял только те, что влияли на судьбу «Песняров».

Сегодня от её облика веет какой-то благостностью: она за час беседы со мной трижды истово крестилась — без нужды, по пустяковым по­водам. И не связывалось в сознании, что сказанное близко знавшими её — это о ней. Ныне Светлана Александровна директор музея Муля­вина при Белгосфилармонии. Она деятельна и энергична во всём, что касается памяти о муже. У неё богатая лексика, формулировки ясные, четкие, суждения — безапелляционны: только «наши» и «предатели». Хотя, когда выключалась камера, в оценках её роли я разницы у сни­мавшихся не заметил.

ВАДИМ КОСЕНКО (в «Песнярах» 1998—2004 гг.): Была, так сказать, революционная ситуация, когда верхи не могли... низы не могли, верхи не хотели — нет, или наоборот? Верхи не хотят, низы не могут, вот! Масса психологических факторов, способствовавших тому, что слу­чился этот развал.

Словом, «лента Мёбиуса»: цепь причин и следствий, где то, что каза­лось всего лишь естественным следствием, оказывалось на деле глав­ной причиной.

После интервью Валерий Скорожонок покинул съёмочную студию, а в своём рабочем блокноте я обнаружил запись его почерком:

«Когда в семейных шумных сварах

Жена бывает неправа,

Об этом позже в мемуарах

Скорбит прозревшая вдова».

Игорь Губерман

ЛЕОНИД БОРТКЕВИЧ: Володю загнали. Ему надо было отдохнуть — ведь никогда не отдыхал почти. Следовало долго отдохнуть, отвлечься от этого. Потом взять ещё тайм-аут, оглянуться. У него не было времени на это.

***

Обзоры центральных газет становились всё безысходией. «Известия»: «Обстановка в стране продолжает ухудшаться. Нарушена товарно-денежная сбалансированность — массовый ажиотажный спрос кос­нулся всех товаров и услуг».

У меня сохранились талоны, которые тогда выдавали ЖЭСы. На человека в месяц положено: 400 граммов животного масла, 250 растительного, по 1 кг муки, сахара, круп, 1 бутылка водки — это полстакана по субботам после бани, и 8 пачек сигарет — по 5,33 сигареты в день.

ОЛЕГ МОЛЧАН: Человек готов воспринимать искусство и наслаждаться каким-то интеллектуальным творчеством, когда всё нормально в самой обывательской части его жизни: кров, пища, работа стабильная. Но когда у него этого нет, тогда не до большого искусства.

Тогда услаждают слух «Ласковый май», сладкоголосые Жени, Влады, Лады, Насти, Стасы, вынырнувшие вдруг на эти смутные год-два.

Неведомые поначалу миру «внутрипесняровские» разборки сделались достоянием Министерства культуры.

АЛЕКСАНДР СОСНОВСКИЙ: Государство каждому коллективу, который оно финансировало, давало госзаказ. Где-то 50-55 концертов они должны были давать. И когда мы изучили географию — гастроли ансамбля «Песняры», — мы увидели, что КПД этого коллектива крайне низкий. Надо было срочно им заниматься, каким-то образом оживить. Это период спада.

ВЛАДИСЛАВ МИСЕВИЧ: Официально в 42 года я ушёл на пенсию как духовик. Зарабатывал бабки, выплыл. Со Стариковым создали «Блюз-рок-клуб» — это на мои бабки. Создал фонд «имени себя»: 10 стипендий выделил в музыкальный колледж. Суммы значительные.