Владимир Орлов - Крик птицы

Сразу вспомнилось последнее наше общение, перед последним кон­цертом. Ровно за два года до этого, 21 января 2001-го, в Москве перед залом «Россия» состоялись открытие звезды в его честь и концерт-чествование: отмечалось 30-летие «Песняров», самого знаменитого эстрадного ансамбля Советского Союза.

От этой даты и начну отсчёт последних 24-х месяцев жизни Владимира Мулявина.

В Москву сопровождать выступление юбиляров приехали белорусские музыканты.

МИХАИЛ ФИНБЕРГ: Последние концерты он провёл именно с нашим оркестром, заслуженным коллективом — Национальным Концертным оркестром Беларуси. Он уважал музыкантов, очень уважительно отно­сился ко мне. Он сам попросил, чтобы я эти концерты помог ему прове­сти. И, безусловно, это была для меня большая честь.

Однако самые пытливые зрители обратили внимание на необъяснимые факты: юбилей «Песняров» праздновался на целых два года позже — по­чему? Почему на сцене из «песняров» знаменитых были только прилетев­ший из Америки Борткевич и приехавший из Германии Бадьяров, хотя совсем недавно в столице России выступали Мисевич, Дайнеко и Пеня? А сидящих близко к сцене ещё поражало слишком уж помятое лицо и во­обще какой-то отрешённый, неадекватный вид самого Мулявина — это очень заметно на неретушированной фотографии, сделанной моим млад­шим сыном во время репетиции на базе Концертного оркестра накануне отъезда в Москву. И вообще, было неотвязное ощущение, что отмечалось не 30-летие «Песняров», а 30-летие названия «Песняры».

Но всё, оказывается, имело объяснения.

***

«Союз нерушимый республик свободных», в котором родились и прославились «Песняры», распался. Острота межнациональных отношений приобретала опасный характер.

Остроумец Игорь Паливода запишет в дневнике: «Дружба народов СССР обострилась ещё больше. Старики кажут: так весело и интересно не было с войны».

Вот и ядро «Песняров» начало, как сказали бы физики, «расщепляться».

БОРИС КРЕПАК: Умерла его сестра Наташа. Звонит: «Спускайся, поедем». Я не спрашивал, куда. Он за рулём. Едем на кладбище выбирать место. Вдруг говорит: «Мне Есенин посвятил стихотворение». Я посмотрел так удивлённо — ну, Есенин посвятил стихотворение! «Не смейся, не удивляйся, зачитаю.

Какой скандал! Какой большой скандал!

Я очутился в узком промежутке.

Ведь я мог дать не то, что дал,

Что мне давалось ради шутки.

Гитара милая, звени, звени!

Сыграй, цыганка, что-нибудь такое,

Чтоб я забыл отравленные дни.

Не знавшие ни ласки, ни покоя...»

Я вдумался: точно, все подходит! «Я ведь мог дать не то, что дал» - он не все дал, у него столько проектов было! Он мне рассказывал. Да, это Есенин — каждая строчка, запятая попадает на его характер! И гитара тут же! «Чтоб я забыл отравленные дни, не знавшие ни ласки, ни покоя...» Эти два года такие были, когда жёлтая пресса, бывшие друзья, которых он сделал «песнярами», обливали его, его семью, Светлану!

МИХАИЛ ФИНБЕРГ: Предательство не в верности руководителю, а предательство в творчестве — это самое страшное, самое обидное. Вот ты взял абсолютно неподготовленного человека, он на твоих глазах растёт — безусловно, человек способный, одарённый, но не хватает опыта оркестровой, ансамблевой игры. Только ты его научил чему-то, он уже становится «в позу»: мол, что-то от него тут зависит! Мне с такими людьми неприятно работать. Так случилось и у Мулявина.

ВЛАДИСЛАВ МИСЕВИЧ: Нас выгнали, и какое-то время мы были просто на улице. Шурик Демешко, покойный, звонит: «Давайте, соберёмся, пацаны!» Мы ему говорим: «У Володи проблемы, он не всегда может». «Да, ладно, как-нибудь: выйдет на сцену — уйдёт!» Нет, говорим, Шурик, в эти игры мы играли. «Ежели без него?» Звонит из Америки Борткевич почти каждую ночь — у них день, у меня ночь: «Давай, соберёмся!»

ВАЛЕРИЙ ДАЙНЕКО: Лёня звонил ещё и Пене. Они с Толей Кашепаровым там, в Америке, зашевелились. Насторожило одно в предло­жениях Лени: не всегда был трезв. Уже несерьёзно. Говорит: «Почему бы с "Битлз" не объединиться? Я с Харрисоном каждый день вижусь! Майкл Джексон обивает пороги!» Выяснилось: оказывается, Спилберг выиграл тендер снимать фильм о Мулявине и о нас! Конечно, насторожило: Лёня не в себе. Журналистам трави, а нам не надо.

В едких дневниковых записях Игорь Паливода беспощаднее всего характеризовал себя, мучился от пристрастия к спиртному — прозвище было «Пали-водка». Но и коллег не щадил. Вот строки о Леониде Борт­кевиче: «Ещё каких-то 8-10 лет назад ему нужно было принять внутрь 400 граммов, чтобы снова и снова доверительно сообщать собеседнику о своей дальней принадлежности к старинному княжескому роду. Те­перь уже после ста заслуженный артист скромно, но абсолютно серьёзно отрекомендовался как сам князь Радзивилл».

ВЛАДИСЛАВ МИСЕВИЧ: Шурик из Москвы на ухо говорит, и тот из Америки спать не даёт! Одно и то же и тот, и тот: «Давайте, мол, что-то придумаем!» Так придумайте! Но вот смотрю: «Самоцветы» на­чали петь. Действительно, а почему бы и нам не собраться?

«Отколовшиеся» обратились в Министерство юстиции и получили ответ: «Да, вы имеете законное право называться «Песнярами»...

ВЛАДИСЛАВ МИСЕВИЧ: ...потому что у нас там пять заслуженных. А Мулявин, хоть и «народный», но идёт как одно физическое лицо. Вот, «кого больше, тот и имеет право» — такой нам был ответ. Но на это мы не пошли, потому что это его детище. Это уже край, через это переша­гивать нельзя. Мы придумали приставку «Беларуские», с этой бумагой пришли в Белконцерт. А там: «Ну, раз Минюст не против, мы за честь считаем иметь вас в своих рядах!»

АЛЕКСАНДР СОСНОВСКИЙ: Естественно, я им помог, потому что там были заслуженные артисты Республики Беларусь. И, естественно, их заслуги перед государством требовали определённых усилий со сто­роны государства.

ВЛАДИСЛАВ МИСЕВИЧ: Единомышленник — министр культуры. Почти не бывает такого, чтоб чиновник... А тут случилось, сошлось — для старта нам было удобней: костюмы шить нам не надо.

АНАТОЛИЙ ЯРМОЛЕНКО: Тот, который ушёл, самый сильный кол­лектив: Дайнеко, Мисевич — классные ребята! Но без Мулявина — это не «Песняры». Пусть не обижаются, но его энергетики не хватает.

АНАТОЛИЙ КАШЕПАРОВ: «Беларуские песняры» — единственное, что осталось хорошего от «Песняров». Кусочки золотого прошлого. Там я пел 19 лет.

АЛЕКСАНДР СОСНОВСКИЙ: Я был года полтора назад на их концерте здесь, в Минске — полный зал! И, думаю, вот этот дух «Песняров» у них больше всего сохранился.

ИГОРЬ ПЕНЯ: Работа началась действительно творческая. Всё идёт своим чередом, у нас всё в порядке. Исколесили всё, что можно было, начиная от Америки и заканчивая Францией. Сейчас работали вме­сте с Хьюти Хьюстон. Сделали записи с Тото Кутуньо. «Когда весна придёт — не знаю...» Вот эта песня его просто поразила мелодически! Действительно, «Весна на Заречной улице» - это классика! Он запи­сал вокал, спели с ним. Была работа - классная работа! Это умница. Музыкант высочайшего класса! Мы несём ту культуру, которую в нас заложил Владимир Георгиевич. Мы её несём до сих пор. В вокале мы стараемся быть похожими на «Песняров» того, высокого уровня.