Михаил Пташук - И плач, и слёзы... [Исповедь кинорежиссёра]

Борис Евгеньевич Захава — вахтанговец первого поколения, бес­сменный ректор Высшего театрального училища имени Б. В. Щукина, легенда Вахтанговского театра, мастер, учивший меня режиссуре.

Цецилия Львовна Мансурова — живая легенда Вахтанговского те­атра, знаменитая принцесса Турандот в легендарном спектакле Вах­тангова. Она учила нас мастерству актера, умению разбирать отрывки. Репетиции она проводила в своей квартире на Арбате. Мы ездили к ней, как к себе домой. Она каждый раз накрывала стол, мы садились, и начинались занятия. Разве такое сегодня может быть?

Георгий Николаевич Данелия! Кто не видел его фильмы: "Сережа", "Мимино", "Не горюй"... Прекрасный мастер! Он учил меня киноре­жиссуре на Высших режиссерских курсах Госкино СССР, куда я посту­пил после окончания Щукинского училища. На втором году учебы он решил мою судьбу, доверив снимать полнометражный художествен­ный фильм "Про Витю, про Машу и морскую пехоту". Такого в исто­рии советского кино не было! Вместо новеллы, состоящей из двух частей, я запустился с большим фильмом на Одесской киностудии. Это был мой диплом. В декабре 1973 года я сдал Госкино СССР фильм и уже через две недели получил сразу шесть призов на кинофестивале молодых кинематографистов СССР. Потом Гран-при на Международ­ном кинофестивале в Испании. Гран-при на кинофестивале детских фильмов. Семилетний Сережа Светлицкий получил на всех этих фес­тивалях призы за лучшую мужскую роль!

То, чему меня учили в Щукинском училище,— работе с актерами, пригодилось в кино! Это самый главный компонент в профессии ре­жиссера, поэтому, начиная новый фильм, я начинаю его с актеров!

Найти Степаниду и Петрока в "Знаке беды" — найти свою судьбу! Я понимал: будет точное попадание актеров на роли — будет фильм, не будет этого - фильма не будет! Я пересмотрел сотни актеров, второй режиссер Виктор Ковальчук объехал почти все белорусские и российские театры, сделали сотни кинопроб, а выбор пал на Нину Русланову и Геннадия Ларбука. Одна - актриса Вахтанговского театра в Москве, другой - актер Национального театра имени Я. Купалы в Минске. Разные театры, разные школы, разные судьбы! Как их свести в одно целое, как добиться, чтобы у зрителя возникло ощущение, что они родные люди, привыкшие годами друг к другу, любящие друг друга, воспитавшие детей, которые сегодня далеко от этого хутора? в кино нет времени на репетиции, как в театре, нет момента привыка­ния, "сживания", кино требует высокого профессионализма и сиюми­нутной отдачи в каждом кадре. Я понимал, что здесь важен человечес­кий фактор взаимоотношений Руслановой и Гарбука! Мои сомнения развеялись быстро: после первого съемочного дня они вели себя так, будто прожили на этом хуторе всю жизнь. Удивительное чувство юмо­ра Нины и Гены помогло им найти человеческий контакт! Русланова так же, как и Степанида у Быкова, шпыняла Петрока — Гарбука, не упуская ни одного момента, чтобы не поддеть его! Изо дня в день это укреплялось, а потом и вовсе стало рисунком роли! Нина Русланова, выросшая в детском доме, одаренный от Бога человек, она не играла - проживала каждую секунду роли! Это особый дар, у одних актеров это от Бога, другие ценой огромного труда добиваются такой правды поведения на сцене или в кадре. Такое же "собачье" чутье у Гарбука! Он не играет — живет ролью! Как будто всю жизнь готовился к ней и все, что играл до этого в театре и кино, было подготовкой к главной роли в жизни! Он понимал, какую роль подарила ему судьба! Я это чувствовал на протяжении всего съемочного периода фильма! У меня была един­ственная просьба к Гарбуку — похудеть! Мне казалось, что Гарбуку необходимо сбросить десяток килограммов, что казалось невозмож­ным. Я добился этого в течение первого месяца съемок! Характер Гарбука, как и характер Руслановой, соответствовал их ролям. Это всегда имело большое значение в распределении режиссером ролей как в театре, так и в кино, с той лишь разницей, что для кино очень важна внешняя характеристика актера, его, как мы называем, "типажность". Точно подобранный "типаж" несет нагрузку в среде павильона или натуры большую, чем порой хороший артист.

Мне не приходилось долго с ними работать. Мы оговаривали сце­ну, которую будем завтра снимать, я просил актеров подумать над приспособлениями, посредством которых будет реализовываться игра. Почему? Я ненавижу кинематограф, в котором актеры только говорят! Степанида и Петрок все время в работе, им передохнуть некогда, и говорят они только в процессе работы. У них нет времени сесть и поговорить, они настолько привыкли к труду, что другой жизни не понимают и не знают, с детства вся их жизнь — работа, работа, рабо­та... Я это знаю по маме и бабте! Сколько помню их, столько помню их руки: в мозолях и ссадинах, руки, которые трудно было отмыть. Мне было легко разводить мизансцены, я знал, что по дому делает Степанида и что делает Петрок В этом я находил полное понимание у Гарбука, человека, выросшего в деревне, знающего ее и помнящего свое крестьянское детство.

Никогда не забуду ужас наших съемок! Декабрь, горячей водой мы обливаем двор хутора, потом — холодной: делаем грязь! Под ледяным дождем Нина катила бомбу, а дождь был из "пожарки"! И то же в декабре. Сколько мужества надо иметь актеру, чтобы вынести все это! Даже не актеру — просто человеку! Приезжали из соседней деревни и приходили в ужас, наблюдая, что приходится претерпевать актерам, снимаясь в этом фильме. За шесть месяцев съемок группа едва не сошла с ума! Зимой нас на тракторах таскали к хутору, так как маши­ны не могли пройти по полю, весной — так же, потому что съемочные машины вязли в поле! Может, потому и оказался прекрасным результат, что "Знак беды" дался нам очень тяжело. Более трудной картины у меня не было.

Помню, Элем Климов, посмотрев фильм, сказал:

— Хлебнули все?

— Хлебнули!

— У меня было такое с "Иди и смотри"!

— Я помню!

— Нет легких картин, — сказал Элем. — У легких картин нет буду­щего! Труд и пот всегда виден в фильме! Посмотри хорошее американ­ское кино! Там большие затраты, но в каждом кадре виден пот! А мы хотим снять за копейки фильм, да еще на берегу моря, чтобы группа отдохнула, и при этом получать призы в Европе! Так не бывает!

Он прав! Хорошая картина требует не только труда и пота, но и большого вложения денег. А прежде всего — отдачи! Как всей съемоч­ной группы, так и каждого творца в отдельности. Я уже убедился — бессонные ночи приносят успех. Так не только в кино — в любом деле!

После выхода фильма у Гарбука прекрасно сложилась актерская судьба в кино. Он стал нарасхват, его без проб приглашали из фильма в фильм: "Мосфильм", "Ленфильм", студия имени А. Довженко, "Арменфильм", Свердловская киностудия. Мы живем с ним в одном доме, и я, встречая Гену, видел, в каком состоянии он находился долгие годы после фильма. Я радовался за него, но те роли, которые он играл теперь, — перепевы с ролью Петрока из нашего фильма! К сожалению, все режиссеры страдают одним — берут то, что открыто другим и принесло ему успех! Я сам грешил этим и грешу! Гарбук, до того уже снимавшийся актер, но никому неизвестный, вдруг стал знаменит. Его узнавали на улице, в метро, вспоминали, где его видели до "Знака беды". Позже я снова снял Гарбука в небольшой роли, но с каждым годом мне это будет делать труднее! Все, что сыграл Гарбук после "Знака беды", представляется мне малоинтересным. Все его последую­щие роли — это эксплуатация Петрока! Возможно — нетребователь­ность режиссера и самого Гарбука.