Михаил Пташук - И плач, и слёзы... [Исповедь кинорежиссёра]

Гром аплодисментов и рев зала:

— Ста-лин! Ста-лин! Ста-а-лин!

В ответ на рев публики Петренко по ступенькам спустился в зал, и тут началось то, что нельзя заранее написать в сценарии, придумать перед съемками — в едином порыве люди бросились к Сталину, цело­вали руки, лацканы пиджака, сапоги.

Я видел все это на мониторе, ждал развязки фантастической сцены.

— Ста-лин! Ста-лин! Ста-а-лин!

Развязку придумал Петренко.

Он слышал рев, видел безумные глаза и не мог двинуться с места. Масса не принадлежала себе, она принадлежала Идолу! Наступал мо­мент осознания происходящего. И Петренко стал отступать. Но разве можно Идолу оставлять массу? Они бросились за ним, стали удержи­вать, целовать руки и ноги.

— Ста-лин! Ста-лин! Ста-а-лин!

За сценой его поймал продюсер, стал уговаривать вернуться к народу, а он бежал по длинному коридору, закрыв уши руками...

— Ста-лин! Ста-лин! Ста-а-лин!

Это все запечатлено на пленке, вошло в редакцию фильма. Это самая лучшая сцена в фильме. На фестивалях в Европе журналисты часто спрашивали: как снималась эта сцена?

Здесь дух нашего народа, наша история! Только наш народ мог поверить вымышленному Сталину, целовать его руки и ноги. Эта сце­на — показательный пример актерской режиссуры, когда гений вели­кого актера поворачивает весь фильм, поднимает его художественную планку.

У меня в архиве сохранилось огромное количество фотографий героев фильма с народом. Все рвались к Сталину. Петренко усаживали в центре сцены, а сами садились на корточки, ложились на пол,— только бы оставить память своим потомкам.

Когда-нибудь, в XXI веке, внук или внучка скажет:

— Вот это моя бабушка... А вот это — Сталин!..

Воспоминание шестое

Осознание того, что произошло в Гродно, придет ко мне через несколько лет, когда я приеду в Западный Берлин на встречу со студен­тами гуманитарных факультетов Свободного университета.

После просмотра "Кооператива “Политбюро”" меня принял прези­дент университета в своем знаменитом особняке, где когда-то разме­щалось командование американских оккупационных войск в Запад­ном Берлине.

— Русские историки недооценивают роль Иосифа Сталина в русской истории и истории всей Европы,— сказал он, когда мы познакомились.

Мы сидели в его огромном кабинете и пили кофе.

— Придет время, и новое поколение оценит Иосифа Сталина.

— Они сегодня его не знают, а что будет потом?

Президент встал, прошелся по кабинету.

— О-о, вы ошибаетесь, господин Пташук.— Он делал ударение не на "у", а на "а".— Осознание истории — в будущих поколениях!

Он хорошо говорил по-русски.

— Я защищал профессорскую диссертацию "Роль Иосифа Стали­на в истории Европы". Я всю жизнь занимаюсь этим вопросом. Могу вам сказать — в истории России XX века есть Иосиф Сталин. Не Хрущев, не Брежнев, даже не Горбачев, а Сталин! Кстати, вы в своем фильме очень правильно расставили акценты среди своих лидеров. Финал фильма — прекрасный, но неверный. С позиции сегодняшнего дня — да, но с точки зрения будущей России — нет.

— Почему?

— В вашем финале у России нет будущего. Такая огромная страна, как Россия, не может без будущего! Не может!

Этого я не ожидал.

— Горит в финале дом. Это метафора. Она говорит о том, что сгорает коммунистическая империя. Прекрасно! Но Россия же остает­ся! Вы недосказали в финале. Недодумали его. Не обижайтесь на меня.

Позже я придумаю новый финал, но уже будет поздно.

Это был предметный урок того, что смысл профессии режиссера не только в создании художественного произведения, но и в умении предвидеть будущее.

— В вашей стране пишут, что Горбачев — антикоммунист, разва­лил коммунистическую империю. Так?

— Да!

Он сел рядом со мной.

— Разваливать великую коммунистическую империю начал сам Сталин.

Это для меня было открытием.

— Да, да, господин Пташук!

Он закурил трубку и стал расхаживать по кабинету.

— Он — первый антикоммунист в СССР. Хрущев и Брежнев пыта­лись удержать развал, но у них ничего не получилось.

— Разве не Америка...

Он вернулся ко мне.

— Америка здесь ни при чем. Не Америка развалила СССР, а Сталин!

Я не знал, что ему сказать. Я только мог спросить;

— Есть этому доказательства?

Он пристально посмотрел на меня, помолчал.

— Что такое сталинские лагеря? У вас, кажется, есть об этом фильм?

— "Наш бронепоезд".

— Да, да. Перед вашим приездом мы показали его студентам поли­тологического факультета. Сталинские лагеря — и есть начало развала СССР! Ваш Солженицын — великий писатель. Это его доказательство. Это он сформулировал идею развала коммунизма. Он предвидел развал. Америка лишь создала ему условия для работы. Америка на время купила его ум, чтобы он, русский, сформулировал идею развала для всего мира.

Он помолчал.

- Так что России еще раз придется удивиться, открыв для себя нового Сталина.

- Я первый...

Он привел меня в комнату отдыха. Там, на огромной стене, висел портрет генералиссимуса Сталина.

- Этот портрет привезли весной сорок пятого в Берлин. Некото­рое время он висел на рейхстаге, потом на площади. Разве можно его победить? Посмотрите внимательно. Разве Гитлер мог его победить? Американцы выкупили этот портрет, повесили в комендатуре, здесь, на этой стене. Он мне достался в наследство. Студентов-психологов при­водят сюда изучать его взгляд. Вы посмотрите — это не фантазия художника. Это взгляд великого диктатора XX века.

Я вышел на небольшую площадь перед президентским особняком, закурил и долго стоял, не зная, куда идти. Всякий раз, бывая за грани­цей, я испытываю одно и то же чувство: через день-два уже скучаю по дому, не знаю, куда себя деть. Это было в Англии, Германии, Швеции, Италии, Польше, Болгарии, Шотландии, Китае, Югославии, Чехии, Сло­вении. Везде было одно и то же - мне хотелось домой, но тогда судьба вела меня, предстояло многое открыть из того, чего я не знал.

Рядом со мной остановился "Фольксваген", за рулем сидел прези­дент университета. Увидев меня, подъехал ближе, вышел из машины.

— Вы остановились у Розалинды Сарторти?

— Да.

Розалинда Сарторти — профессор Свободного университета, спе­циалист по советскому кинематографу, мой большой друг.

— Могу вас подвезти.

— Спасибо.

Я сел в машину, и мы поехали.

— Если бы не Розалинда, наши студенты не знали бы советского кино. Но темой ее профессорской диссертации была газета "Правда".

— Как?

— Да, господин Пташук. Она называлась: "Роль фотографий "Прав­ды" в трудовом подъеме 30-х годов".

Я пришел к выводу, что "они" знают о нас больше, чем мы сами о себе. При Свободном университете создан Институт Восточной Евро­пы, финансируемый конгрессом США точно так же, как и радиостан­ция "Свобода".