Михаил Пташук - И плач, и слёзы... [Исповедь кинорежиссёра]

— Мы должны проверить,— сказал он.— Если вы нас обманыва­ете, то это ЧП для нашего фестиваля. Мы должны будем исключить ваш фильм из нашей программы.

— Проверяйте!

— Назовите город в Германии и месяц проведения фестиваля.

Я назвал.

— Подождите, пожалуйста, в холле.

Я вышел. Не прошло и десяти минут, как по компьютерной связи Джон Райн связался с Европейской ассоциацией кинофести­валей в Париже и тут же получил ответ. Меня пригласили обратно в кабинет.

— Извините,— сказал Джон Райн,— но мы должны были прове­рить. Завтра в прессе будет информация о вашей пресс-конференции и на основе этого факса,— он показал мне факс из Парижа,— мы дадим опровержение. Еще раз извините!

Он улыбнулся, как улыбаются все американцы, и подал мне руку.

За обедом в ресторане для "виповских" гостей фестиваля ко мне подошла знакомая журналистка из Болгарии.

— Извините,— сказала она,— из-за меня у вас будут неприятнос­ти. Извините меня! Мне очень нравится ваш фильм! Я уверена, что он получит "Золотой Голем"!

Она присела рядом. Мы долго молчали.

— То, что сделали вы, могут сделать только славяне,— сказал я.

— Я могу рассчитывать на ваше интервью?

Я пристально посмотрел на болгарскую журналистку.

— Я там все объясню...

— Завтра в прессе все объяснит американец, — сказал я жестко.— Извините. Я хочу есть.

Она не сразу поднялась и ушла.

На следующий день в пражской прессе было опубликовано опро­вержение оргкомитета фестиваля.

Ежедневно в посольствах стран-участниц фестиваля проходили приемы. Я был на таких приемах в посольствах России, Китая, Италии, Венгрии, Польши и Кубы.

Я знал, что в Праге открыто белорусское посольство, и в первый день приезда позвонил послу, сообщил, что наша страна является участ­ницей пражского кинофестиваля. Он пообещал прийти вместе со все­ми сотрудниками на показ белорусского фильма.

Никогда не забуду этот день. До последней минуты я ждал их во Дворце искусств Праги, но никто из них не пришел. Не позвонил, не пригласил режиссера в посольство, не познакомился, не спросил, как прошел конкурсный показ, а ведь я представлял Беларусь!

У меня нет обиды ни на посла, ни на его сотрудников. Мы уже давно привыкли к тому, что у нас не так, как у людей, но поинтересо­ваться, хотя бы ради приличия спросить, как жюри приняло белорус­скую картину, могли бы. Это их работа, они представляют нашу страну за рубежом.

На фестивале класса "А" перед конкурсным показом представляют прежде всего страну-участницу, а потом уже фильм и режиссера, со­здавшего его. Это международный этикет. На сцену выходит посол или атташе по культуре, представляет страну-участницу, и только потом предоставляется слово режиссеру. Это престиж страны и прежде всего ее руководства. Не знаю, научимся ли мы когда-нибудь этому?

Нас никто не знает, нас путают с русскими. Каждый раз приходит­ся долго объяснять, где находится Беларусь, но каждый раз, получая награды, чувствуешь их зависть, потому что кинематограф для Запада сопряжен с достоянием нации. Страна, которая снимает фильм, имеет национальную киностудию,— богатая страна!

Сегодня кинематограф требует огромных средств, и если мы сни­маем, значит, мы живем, а если еще и получаем призы, то наша культура чего-то стоит. Жаль, что в нашей стране не придают этому значения. Для всех в мире уже давно ясно, что культура, и только культура определяет духовность нации, поэтому на приемах в посоль­ствах заводятся знакомства, проводятся встречи, намечаются програм­мы культурного сотрудничества.

В день закрытия фестиваля позвонила Мирра, атташе по культуре чешского посольства в Москве.

— Я прошу вас не покидать отель до восемнадцати часов вечера,— сказала она.

— Уже известно решение жюри? — не выдержал я.

— У вас вторая премия! Специальный приз жюри!

Я прирос к трубке, а потом закричал от радости:

— Не может быть!

— На Гран-при шло два фильма: ваш и китайский. Мнения разде­лились. До трех ночи жюри решало, кому отдать первое место! Одним голосом победила китайская картина!

— Я это знаю!

— Откуда? — удивилась Мирра.

— Я видел "Спелую траву". Она лучше "Политбюро"!

Говорю, а сам был бы рад получить Гран-при.

— Часть европейского жюри и американцы были за вас! Категори­чески не приняли фильм члены жюри из Мексики и Индии! Они неевропейцы, не понимают наших проблем! То, что сняли китайцы, в Европе уже давно снято! У вас все свежо и ново!

Я молчал и был счастлив.

— Что вы молчите? Не согласны с решением жюри? Говорите! Что вы молчите?

Я от радости плакал.

— Миша! Пташук! Ну, скажите что-нибудь!

— Я никуда из отеля не уйду! — сказал я после паузы.

— У вас с собой костюм, белая рубашка и галстук?

— Даже осталась бутылка белорусской водки.

Мирра испугалась, голос вздрогнул.

— Не пейте! Все будет потом! Мы поедем на прием к президенту Вацлаву Гавелу. Я за вами приду в 17.00. Не подведите меня!

Я не находил себе места. Каждый час звонила Мирра и интересо­валась моим состоянием, боялась, что как славянин не выдержу и напьюсь от радости.

— Хочешь, я дыхну в трубку? — говорил я ей по телефону.

— Это все серьезно. Вы первый режиссер, кому будут вручать "Золотой Голем". Будьте в форме. Вы и так принесли много проблем фестивалю.

Я мотался из угла в угол. День казался вечностью. Много раз надевал костюм, перевязывал несколько раз галстук, гладил рубашку.

Мирра привела меня в комнату, где находились члены жюри, по­четные гости фестиваля — члены американской Академии киноискус­ства и призеры: китайский режиссер, чешская актриса, получившая приз за лучшую женскую роль, и английский актер, обладатель приза за лучшую мужскую роль. На столах стояло много шампанского, возле американцев крутились молодые красивые женщины в роскошных нарядах. Все говорили на английском, громко говорили, громко смея­лись, подчеркивая свою свободу и независимость. С бокалом шампан­ского ко мне подошел Джон Райн. С ним была переводчица — чешка, хорошо знавшая русский.

— Я поздравляю вас! У меня был другой прогноз, но решение жюри для меня закон! У вас почетный второй приз! — сказал он.

— Специальный приз жюри!

— Других призов у нас нет. Всего четыре: Гран-при, второй приз, мужская и женская роль.

— Спасибо!

Мы чокнулись, выпили по бокалу шампанского.

— Я хотел бы, чтобы вашу картину увидела Америка. Моя компа­ния найдет вас в Минске. Нам нужен ваш сюжет.

(Через год я получу письмо из Беверли Хилз, сердца Голливуда, с предложением продать сюжет "Кооператива “Политбюро”" для амери­канской адаптации. Потом получу их сценарий, но Женя Григорьев откажется с ними сотрудничать.)

— В вашем фильме много оригинального, чего Голливуд боится. Наши продюсеры не хотят идти на риск. Это все деньги. За вас!