Журнал «Пионер» - Пионер, 1939 № 12 Декабрь

Не отпускал меня домой.

Я видел: хил родитель мой,

А сам губил себя у князя!

Недавно, желтый и худой,

Отец пришел к нему с мольбой.

А нужно знать, что этот барин

Неумолимой и тупой

Нечеловеческой душой

За верность не был благодарен. -

Да будешь милостив ты, князь!

Помощник нужен мне больному,

А сын опорой был бы дому, -

Сказал отец мой поклонясь.

Князь:

О чем болтаешь ты, дворняга?

Отец:

Да обретешь одно лишь благо,

Но отпусти домой

Закро,

Чтоб сохранили мы добро.

Вино и хлеб - любую подать

Тебе сполна заплатим мы,

Вдвойне готовы мы работать -

Избавь нас только от сумы!

Князь:

А если нет, - мое угодье

Забросишь ты, дворовый пес?

Да ты дошел и до угроз?

Зазнался, хамское отродье?!

Отец:

И в мыслях не было того,

Пускай умру на этом месте?

- Но разреши вернуться сыну/

Но чем служить, суди по чести,

Когда не станет ничего?

Кто ни пахать, ни жать не в силах,

Тому платить невмоготу,

Бог видит немощных и хилых.

И защитит он нищету.

Неужто встречу я кончину,

Свое хозяйство погубя?

Нет! Пусть умру я за тебя,

Но разреши вернуться сыну!

Князь: А я кому свое добро,

Кому стада вручу коровьи?

Нет, не отдам тебе

Закро,

Хотя б истек при мне ты кровью!

Глядите все - каков нахал?

Не углядишь - в карман положит.

А ты пословицу слыхал:

«Вот дал одно - пускай умножит»?

Отец:

Да возвратится мне мое;

Твое - твоим пусть остается!

Без сына старцу не житье.

Князь:

Уйди, не то убрать придется!

Отец:

Куда теперь, о боже мой,

Мне с просьбой кинуться своею?

Князь:

Хоть подыхай - не пожалею!

Жить бейся в стены головой!

Отец:

Помилуй, головой о стены…

Что за ответ? Как можно так?

Иль мы не люди совершенно?

Нам нужно есть…

Князь:

Молчи, дурак!

Как распустились все, однако!

Молчи, дворовая собака,

Пока душа твоя жива,

Не то крамольные слова

Тебе воткнет обратно палка!

Отец:

И старика тебе не жалко?

Нас ожидает голод, князь!

Снасти семейство - дело сына.

А сын бессилен, находясь

В распоряженья господина…

Не возвратив его в семью,

Чтоб поддержал отца больного.

Ты душишь искреннее слово…

Плюю на голову твою! -

Так он сказал.

За эту малость

Жестоко наказала плеть…

Иль он обязан был стерпеть?!

Но что же старцу оставалось?!

И разве долго не молил

Отец надменного злодея?

Скорей бы камень он смягчил,

Чем князя просьбою своею…

Отец был все же человек:

Негодование, абрек,

В словах излить он попытался.

Тогда с тяжелым чубуком,

В холодном бешенстве своем.

Помещик кинулся на старца…

Но в первый раз еще отцу

Грозили гнусные побои.

Рожденный с гордою душою,

Старик ладонь поднес к лицу…

И в этих немощных «угрозах»

Мятеж и дерзость уловя,

Помещик крикнул: «Люди, розог!» -

И кунаки и кумовья,

Односельчане и собратья

Больного высекли отца…

И крики старца (о, проклятье!)

Я буду слушать до конца.

Ни внешность старика худая,

Ни борода его седая,

Ни суд людской, ни божий суд -

Ничто не защитило тут.

Тогда стоял я там, у края,

От мук сердечных еле жив! -

Пробормотал Закро, рыдая,

И, грустно голову склонив

Вздохнул.

Но тут вскочил разбойник,

Негодованием дыша.

Из глаз, досель еще спокойных,

Абрека глянула душа.

- И ты стоял, стеная слабо,

Бессильно плача и скорбя?

Скажи мне, самка, трус и баба,

Что вместо сердца у тебя?!

Будь я с тобой, - убил бы я

Сначала струсившего сына,

Потом злодея-господина…

А ты глядел, как твой отец

Там истекал последней кровью?

Да, нечего сказать, храбрец!

И то снесла любовь сыновья?

И ты не поднял головы,

Ружья не вскинул для защиты?

Хорош герой! Вот каковы

В твоем селении джигиты?!

Иль шашки для того нужны,

Чтоб яе соскучились ножны?

Не разрубив на части зверя,

Ко мне осмелился придти?

У нас различные пути.

Тебе отныне я не верю.

Беги с пылающим лицом!

Ты не достоин быть абреком,

Ты не рожден ни удальцом,

Ни даже просто человеком.

Закро:

Как рассердить тебя легко!

Но знай: рожден я от грузинки;

Не задрожу на поединке,

Не устрашусь я и Како.

Не оскорбляй насмешкой тяжкой

И не глумись над этой шашкой,

Сперва дослушай до конца.

Стоял я, полон дум зловещих,

Когда разгневанный помещик

Чубук свой поднял на отца,

Кусал губу и рвал я волос;

«Убей!» - твердил мне тайный голос.

Но я удерживал порыв,

Ожесточаясь тем упорней.

Восстать, мучителя сразив?

Отец растерзан был бы дворней!

Уже презренная слеза

Катилась в яростном бессильи…

Но только старца повалили

И злая свистнула лоза -

Не вытерпело ретивое:

Остервенелою рукою

Ружье к плечу я приложил,

Нацелил в общего злодея

И, от восторга холодея,

На месте князя уложил…

Како:

Хвала создавшему джигита!

Ты гордость матери своей.

Твое бесстрашье мило ей,

Твое ружье - отцу защита!

Прости мне! Каюсь глубоко,

Что не постиг в тебе героя,

Стыдом сгорая, пред тобою

Склоняет голову Како.

Закро:

Для одобренья нет причины.

Спасти бессильного отца -

Желанье каждого мужчины,

Трусливого и храбреца.

Напрасно было оскорбленье,

Теперь напрасна похвала…

Но дальше, дальше!

Пуля мщенья,

Увы, бесплодною была!

Ничем не смог помочь отцу я.

Илья Григорьевич Чавчавадзе великий грузинский поэт, родился в 1837 году. Стихи Чавчавадзе полны горячего сочувствие к угнетенному грузинскому крестьянству, страдавшему под двойным гнетом - своих помещиков и русского самодержавия.

Знаменитый Арсен из Марабды, вождь восставших крестьян, был одним из любимейших героев поэта. В поэме «Разбойник Како» Чавчавадзе упоминает о нем, да и сам Како сделан похожим на Арсена. Это отважный и независимый человек, гроза для угнетателей и заступник для бедноты.

Такие люди, как Како, бежали в горы, потому что не хотели быть рабами. Они грабили богачей и тут же.раздавали награбленное бедноте. Царское правительство называло их разбойниками, а крестьяне любили их и прятали от полиции.

Перевела и обработала Алла Макарова

Рис. Серой Совы

(Окончание)

Маленький узник

Но что же случилось с Чикени?

Вспомним тот дань, когда торговец унес бобренка из лагеря Большого Пера, казалось, навсегда вырвав зверька из жизни друзей.