ПИОНЕР - Пионер, 1939 Октябрь 10

Весь дом пишет на этой бумаге, а Таня вырезает из нее кружева и салфетки.

Верочка взглянула на небо, на полуоблетевшие кусты акации и опять на двор.

«Где же это все ребята?» - удивилась она.

Два солдата с винтовками прошли через двор и скрылись в парадном. В прихожей зазвонил звонок.

Верочка соскочила на пол и стала одеваться.

Входная дверь хлопнула, и в прихожей послышался звонкий голос Франи, прислуги из третьего номера, которая ходила каждое утро с большой бельевой корзиной за хлебом для всего дома. Мама сама развешивала хлеб на весах для всех восьми квартир и акуратно раскладывала кубики хлеба на обрывках белой бумаги.

Когда Верочка прибежала в прихожую, Франя еще стояла там, держа пустую корзину за одно ухо, и отдавала маме пачку хлебных карточек, завернутых в платок.

- Хлеба сегодня не будет! - сказала она Верочке веселым голосом. - Юнкера за решоткой ходят и никого не пропускают. Сказали, чтобы никто из нашего дома не смел выходить!

Она поставила корзину и решительно затянула под подбородком белый платочек. Мама молча убирала карточки в ящик под зеркалом.

- А солдаты? - спросила Верочка,, вспомнив двух солдат во дворе.

- А солдаты - большевики. Они ночью нашу типографию забрали.

В это время дверь позади Франи приоткрылась и в нее заглянул солдат в папахе. Он посмотрел на Франю, на Верочку и сказал, обращаясь к верочкиной маме:

- У вас, гражданка, окошко… Вы бы его притворили, а то юнкера стрелять будут.

- И выйти из дому нельзя? - спросила Верочка. - Как же я в гимназию пойду?

- В гимназию сегодня не надо, - сказал солдат, усмехнувшись. - Революция! - и затворил дверь.

- Еще революция? - обрадовалась Верочка.

Революция уже один раз была, когда в Петрограде прогнали царя. Верочка запомнила ее как большой, веселый праздник. Девочек в гимназии отпустили перед большой переменой, и старушка-начальница со страху больше чем обычно трясла своей стриженой седой головой.

А потом все ходили по городу, и никогда еще на улицах не было так много народу, как в этот день. Было весело и необычайно, что студенты, неловко держа винтовки, ведут арестованных городовых. Толпа шла посреди улицы, затопляя тротуары, и пела незнакомые бодрые и грозные песни.

Верочка целый день бродила с подругой по городу, толкалась в толпе, останавливалась на площадях, ловила новые, непонятные слова, обрывки речей на перекрестках, запоминала мотивы незнакомых песен.

Потом стали приходить с фронта письма от Гори, верочкиного старшего брата. Не такие, как прежде: «Жив, здоров и не ранен».

Настоящие длинные письма, которые мама долго перечитывала по вечерам под лампой, интересные и непонятные.

Верочке очень бы хотелось знать, сколько немцев Горя убил за это время и как он ходил в атаку. Сначала брат ничего не писал о сражениях потому, объясняла мама, что. это запрещено было писать. Но и сейчас, когда письма приходили не почтой, а с какими-то солдатами, которые всегда появлялись поздно вечером, брат не описывал никаких атак и сражений. Он писал про холодные мокрые окопы, про худую обувь, недостачу снарядов и про полковой комитет. А немецкие солдаты, выходило из писем, - уже не враги, а обманутый трудовой народ. И есть другие враги - в Москве - помещики и капиталисты.

Верочка все старалась сообразить, не видела ли она в Москве капиталистов? Но не могла припомнить. К маме ходили обычно корректорши, дядя Эрнест - инженер. Вот Морозов, должно быть, капиталист. Мама всегда покупала мануфактуру у Морозова на Арбате, но сам он в магазине не торговал.

Мама не всё читала Верочке из гориных писем и часто с сомнением качала головой. Но уже Верочка знала, что война скоро кончится и начнется что-то новое, совсем небывалое.

Все это она вспоминала сейчас, пристраиваясь на подоконнике и жадно глядя на пустой двор, чтобы увидеть своими глазами новую революцию, о которой говорил солдат.

Двор как будто вымер Дом притих и замкнулся. В главном корпусе, где помешается редакция, опушены плотные белые шторы. Во флигеле не видно ни одного человеческого лица. Решотчатые узорные ворота заперты на замок и задвинуты железной полосой.

По ту сторону решотки, в переулке, юнкера.

Бумагу уже укатили через сквозные ворота на задний двор.

Верочка побежала к другому окну. Комната ее угловая. В ней два окна в две разные стороны. Из второго окна виден задний двор и в глубине его трехэтажное кирпичное здание типографии.

Вся жизнь сосредоточена здесь. Типография гудит всеми своими машинами, и кажется, что самое здание ее дрожит от этого гула. Двор полон солдат. Они возятся у грузовика, катают бумагу, выносят тюки газет и совещаются о чем-то, заглядывая в сквозные ворота. Как всегда по утрам, у дверей типографии стоит грузовик, нагруженный газетами. Но сегодня ему, вероятно, не удастся уехать. Выход со двора только один: сквозными ворогами, через передний двор на улицу, где юнкера.

Верочка вглядывалась в движения солдат, стараясь угадать, что они делают и зачем, и прижималась изо всех сил в угол окна, силясь увидеть то, что происходило за углом дома.

Снова раздался звонок Верочка оторвалась от окна и побежала в прихожую. Обычно она не очень любила отворять двери, особенно по утрам, когда приходили друг за другом жильцы из всех восьми квартир за своими хлебными пайками. Но сегодня каждый звонок мог принести интересную новость. И действительно, за дверью снова стоял солдат. Не тот. что приходил раньше, а другой, маленького роста, смуглый, с веселыми черными глазами. «Хитрый какой» - определила Верочка.

- Мамаша ваша дома будет, барышня? - вежливо спросил солдат.

Польщенная, что ее назвали барышней, как большую, Верочка с готовностью бросилась в коридор, но мама уже сама вышла в прихожую.

- Нет ли у вас, мамаша, картошечки? - спросил солдат и быстро оглядел своими живыми глазами прихожую.

Лицо у него все время как будто смеялось под примятой фуражкой.

- Не знаю, кажется, нет… - ответила мама.

- А мы бы деньги заплатили! - предложил солдат и сунул руку в карман. - А то нам сейчас нельзя выйти на улицу… Просто не хочется! - прибавил он. совсем уж усмехаясь и лукаво подмигивая Верочке.

Верочка была в восторге, что солдат обращается с ней, как с сообщницей, и поспешно вытащила из угла за сундуком рваную сумку без одной ручки. Но там среди земли и мусора перекатывались только три картофелины.

Солдат заглянул в сумку и покачал головой.

- Хотите? - нерешительно спросила мама. - Больше нет. Мы ведь тоже не могли сегодня выйти.