ПИОНЕР - Пионер, 1939 Октябрь 10

- И в квартиру могут попасть барышня! - ответил он своим прежним веселым голосом и зачем-то снял фуражку. - Да вот тут в коридоре ничего, не достанет. К окошкам только не подходите.

- Ну как, Таня, пойдем? - спросила мама. - Я не дозвонилась, - сказала она Верочке, - но это все равно. Собирайся, - и начала одеваться.

- Нет уж я лучше здесь останусь, никуда не пойду. Лягу в коридоре на пол, уши заткну, чтобы ничего не слышать, - и Таня показала, как она заткнет пальцами уши.

- Гром не убивает! - засмеялся солдат. - Да мы потихоньку стрелять будем, не потревожим. Сидите себе, барышня,. хоть книжечку читайте. А мы вас проведать придем.

- Так останетесь? - спросила мама.

- Остаюсь, - решила Таня.

- Вы по телефону звоните, - говорила Таня в прихожей. - Мне не так страшно будет. Что это как тихо стало во дворе! Ни за что не подойду к окошку! И в комнату не войду.

Мама взяла Верочку за руку и вышла из дому. Калитка возле ворот оказалась незапертой. Вышли на улицу.

- Вы куда? - схватил маму за плечо какой-то усатый. - Кто такие?

- Мы хотим уйти, - спокойно сказала мама.

- Только назад не пустим! Да скорее идите!

Мама поторопилась, и через минуту они с Верочкой уже вышли из переулка. Верочка даже не успела разглядеть юнкеров. На улицах было как будто спокойно. Только как-то тихо и мало народу.

Когда мама и Верочка пришли к дяде, вся семья его, кроме дядиной больной жены и старшего сына, сидела за завтраком. Старушка-няня хлопотала у самовара.

Дядя Эрнест, большой и толстый человек, пил чай, широко расставив локти па столе, и стакан, который он подносил ко рту, совершенно скрывался в его широкой ладони.

Кузина Соня, очень тихая и благонравная девочка, сделала движение, чтобы вскочить навстречу Верочке, но, взглянув на отца, осталась на месте. Витя и Митя, оба одинаково худые и длинные, поднялись со своих стульев и одновременно. шаркнули ногами.

- Садись, сестра, сейчас тебе чаю нальют, - добродушно сказал дядя, не вставая, и подул на чай.

- Ты, кажется, даже не удивляешься, что мы пришли так рано утром, - сказала мама.

- А чего мне удивляться? Ну пришли, и очень хорошо. Я никогда ничему не удивляюсь, - ответил дядя, усмехаясь, и еще больше сощурил свои маленькие глазки за очками. - Напьемся чаю, тогда и расскажешь свои новости.

Мама села к столу:

- Нина все лежит?

- Да, по обыкновению.

- Подружка пришла! Вот и хорошо. Вот тут садись, рядом с Сонюшкой. Я

тебе с молочком налью, - ласково говорила няня, усаживая Верочку.

- Ну, какие у тебя новости? - начал дядя, когда все уселись. - Только если политические, так уволь: пока не кончу завтракать, и слушать не стану. Политика мне на пищеварение действует.

- Ты все шутишь!

- А ты все умничаешь. От этого ты такая худая. Только веселые люди бывают толстыми. Смотри на меня! Впрочем, ты с детства не понимала шуток. Ну, сколько двоек получила, расскажи-ка! - обернулся он к Верочке.

- У меня двоек не бывает, - громко сказала Верочка.

- Жаль. Я б тебе поставил. Бойка ты очень! Тебе бы мальчишкой родиться. Вот мои молодцы не такие бойкие. Это тебя мать не умеет воспитывать. Я б тебя в угол ставил, на горох, носом к печке! - шутил дядя.

- Мы у тебя останемся, Эрнест, - сказала мама. - Может быть, даже на несколько Дней.

- Милости просим. Места много. Почему же это?

- Мы не можем вернуться домой: у нас стрельба.

- То есть, как стрельба? - дядя перестал смеяться.

- Сегодня утром началась революция, и нас предупредили, чтобы мы ушли до начала стрельбы.

- Ты что-то путаешь, - сказал дядя и поставил на стол недопитый стакан. - Какая революция?

Мама коротко рассказала все, что случилось в это утро на дворе типографии.

Дядя уже не шутил. Он встал из-за стола, оттолкнул кресло и заходил по комнате. Верочка в первый раз в жизни увидела дядины маленькие, добродушно сощуренные глазки широко открытыми. Они смотрели испуганно.

- Что ж ты сразу не сказала? - говорил дядя растерянно. - По телефону могла позвонить. Мне нужно распоряжения сделать. Бог знает что такое! Дети, идите в спальню. Окна у нас, слава богу, на двор. Парадное на цепочку закрыто? Посмотри-ка, нянька!

Соня оставила недопитый чай, потянула Верочку за рукав и тихонько увела ее в свою комнату, Витя и Митя неловко загремели стульями.

Мама позвонила домой по телефону. Танечка сидела одна в темном коридоре, зажав уши, как и собиралась. Она не подходила к окнам, но слышала стрельбу.

«Только это не у нас стреляют, - объяснила Таня, - а в Александровском училище засели юнкера», - и даже сообщила, что у них есть пушки.

«Это опять тот солдат к нам приходил», - догадалась Верочка.

А Верочке, наоборот, невыносимо было сидеть без дела в сониной комнате, где даже в окно ничего не видно, в то время как там, дома, происходят какие-то большие и важные события.

В дядиной квартире была, как всегда, особенная гнетущая тишина, созданная бесконечным количеством запретов и правил хорошего поведения. Дети жили в крайних, самых дальних комнатах специально для того, чтобы их не было слышно. Они не смели играть в шумные игры и не должны были разговаривать за столом.

Тетя Нина считалась больной. Ей нельзя было перечить, ее нельзя было беспокоить и огорчать. И тетя Нина единовластно и строго управляла всем домом. Не выходя из своей комнаты, невидимая, она держала в трепете и повиновении прислугу, детей и даже мужа.

День проходил тоскливо.

С Соней невозможно было говорить о том, что интересовало Верочку: она ничего не понимала и ничем не интересовалась. Впрочем, девочки никогда не были особенно дружны и встречались только как кузины.

Верочка томилась: в чужом доме ей нечем было заняться. К тому же нельзя было шуметь. Она слонялась по комнатам, тихонько проводила рукой по блестящему, гладкому боку рояля и вздыхала, разглядывая с завистью груду нот на этажерке. Играть на рояле, конечно, нельзя было.

К обеду за столом незаметно появился Рудя, старший сын дяди Эрнеста. Никто не обратил на него внимания. Верочка давно уже заметила, что дядя старается не смотреть на этого некрасивого, неудачного и нелюбимого сына. Отдавая распоряжения о том, чтобы никто не подходил близко к окнам, дядя даже не спросил про Рудю, которого не было дома.

Суп ели в полном молчании. Дядя сидел нахмуренный и ни разу не пошутил, как обычно. Тетя Нина совсем не вышла из своей комнаты.

- Сегодня утром бой начался на Тверской, - вдруг негромко заговорил Рудя, поднимая голову от тарелки, и обвел всех каким-то недоумевающим взглядом, как будто сам удивился своему сообщению.