ПИОНЕР - Пионер, 1939 Октябрь 10

Начнем с того, о чем мы знаем. Мы знаем, как Лермонтов выглядел в то время.

Портрет в бурке Лермонтов нарисовал с себя сам, глядя в зеркало. Одет Лермонтов в форму Нижегородского драгунского полка: в черкеску с газырями на груди и бурку. Таким его видели в Грузии.

Мы знаем, что за стихи на смерть Пушкина Лермонтов был арестован и что вскоре последовало «высочайшее повеление» царя о переводе Лермонтова в Нижегородский драгунский полк. Полк этот стоял на Кавказе, в Грузии, и часто ходил в экспедиции против горцев, с которыми царское правительство вело тогда продолжительную кровопролитную войну. Ссылая Лермонтова на Кавказ, под пули горцев, царь и его приближенные рассчитывали на то, что оттуда трудно вернуться: горская пуля быстро прекращала жизнь, которая была неугодна царскому правительству.

По дороге на Кавказ Лермонтов заболел и получил разрешение остановиться в Пятигорске для лечения. Когда, поправившись, он приехал к месту своего назначения, военные действия на время затихли, и полк возвратился на зимние квартиры в Кахетию.

В письме к приятелю Святославу Раевскому Лермонтов рассказал о своей жизни на Кавказе, о поездках вдоль линии военных действий, о путешествии по Кавказу. Только описал он все это очень коротко: «был в Шуше, в Кубе, в Шемахе, в Кахетии, одетый по-черкесски, с ружьем за плечами; ночевал в чистом поле, засыпал под крик шакалов, ел чурек, пил кахетинское даже…»

Ни о своих произведениях, ни о новых замыслах, ни о том, с кем познакомился, ни о том, что передумал и перечувствовал он в ссылке, Лермонтов ничего не написал. Только в одном месте упомянул: «хороших ребят здесь много, особенно в Тифлисе есть люди очень порядочные».

Имен Лермонтов не назвал, конечно, сознательно. Раевский, которому адресовано письмо, был сослан из Петербурга в Олонецкую губернию за то, что распространял стихотворение Лермонтова «Смерть поэта». Другие письма Лермонтова к Раевскому пропали. «Либо мои два письма пропали на почте, - писал ему Лермонтов, - либо твои ко мне не дошли». Повидимому, перепиской двух сосланных друзей интересовались жандармы. Понятно, что Лермонтов из осторожности говорил в письме не о главном, а сознательно описал только внешние события из своей жизни на Кавказе. Поэтому-то так трудно восстановить сейчас этот пробел, восстановить то, о чем Лермонтов сам сознательно умолчал.

Мы знаем, что на Кавказе Лермонтов Задумал поэму «Мцьгри», сказку «Ашик Кериб», новую, окончательную редакцию другой поэмы - «Демон», на Кавказе стал писать роман «Герой нашего времени». А эти произведения относятся к числу его лучших, самых зрелых произведений.

Не даром Белинский писал о том, что Кавказ стал колыбелью поэзии Лермонтова.

Жизнь Лермонтова на Кавказе, в Грузии, - не случайный эпизод, а очень важный период в его творчестве. А именно об этом-то периоде нам почти ничего неизвестно.

Неужели ничего уже нельзя восстановить?

Осталось много воспоминаний и записок современников, рисунков, в которых опи-

саны и зарисованы и Кахетия, и Тифлис того времени, и Нижегородский драгунский полк. Сохранились описания быта и нравов. По описаниям, по картинкам мы должны установить, что видел, что мог видеть Лермонтов в Грузии. Впечатления, образы, темы, которые возникли у Лермонтова за время пребывания в ссылке, легли в основу его новых произведений. Поэтому-то и важно установить, какова была Грузия того времени, с кем мог встречаться Лермонтов, что он видел и слышал.

А как путешествовали в Грузию в те времена?

Лермонтов не мог попасть в Тифлис иначе, как по Военно-Грузинской дороге, которая соединяет через главный Кавказский хребет Владикавказ (теперь город Орджоникидзе) с Тифлисом.

Путешествуя по этой дороге, вы на протяжении двухсот с небольшим километров наблюдаете всё разнообразие природы. Вы будете подавлены, ошеломлены величием Дарьяльского ущелья, где пляшущий Терек среди угрюмых, безжизненных скал с грохотом стремительно несется, разъяренный, сдавленный неприступными утесами, навстречу путнику. В некоторых местах скалы сдвигаются так близко, что ущелье кажется трещиной в горах, а дорога, выдолбленная по самому краю ущелья, вьется, прилепляясь к горам над крутизной, как по карнизу. Ущелье так глубоко, так холодно и мрачно, что небо кажется оттуда голубой лентой. Солнце заглядывает в Дарьяльскую теснину часа на три. Все остальное время там полумрак. Терек бурлит, не умолкая, сотрясая холодный воздух и скалы. Выехав из ущелья, долго не привыкаешь к тишине, кажется, будто мир вовсе лишился звуков.

Проезжая через Дарьяльское ущелье, Лермонтов делал зарисовки. Он хорошо рисовал.

Ехал он на перекладных. Так назывались казенные лошади, на которых путешественники ездили от одной станции до другой. На станциях ночевали. Путешествовать по Военно-Грузинской дороге было небезопасно. Горцы много раз пытались прервать сообщение с Грузией. С утра на станциях закладывали новых лошадей в удобную тележку. В этих тележках совершали путь от самого Петербурга. За день успевали миновать две станции, иногда три. Путешествие от Владикавказа до Тифлиса длилось несколько дней. А иногда по многу суток сидели на станции Коби, потому что между этой станцией и Крестовым перевалом часто бывают снежные обвалы. Приходилось ждать, пока расчистят дорогу от снега. Бывали случаи, когда обвалами засыпало и путешественника, и ямщика, и повозку. От станции Коби едут тихо, стараются громко не говорить: от Звука голоса, от слабого сотрясения воздуха лавина может стронуться с места - и тогда пиши пропало. И до сих нор езда по Военно-Грузинской дороге безопасна только в летние месяцы.

От станции Коби дорога идет на Крестовый перевал. Путешествие через Крестовую гору Лермонтов описал в «Герое нашего времени», в повести «Бела». На Крестовой горе лежит снег даже летом.

Другая страна

Перевалив через Крестовую гору, дорога, невидная в море тумана, спускается вниз, к Гуд-горе. И вдруг прорываются окна в тумане, слепит голубое небо, в лицо пахнуло теплом - и вы видите Кайшаурскую долину, всю сразу.

Вы над нею. До нее еще далеко, и с высоты она, окруженная со всех сторон безмерным кольцом гор, кажется вам прозрачным морем с зазубренными берегами под другим опрокинутым морем неба. Мутная, молочно-белая стремительная Арагва скачет и плещет в каменном ложе. Развалины старинных башен с бойницами, аулы, прилепившиеся к неприступным утесам, кажутся отсюда ласточкиными гнездами.