ПИОНЕР - Пионер, 1939 Октябрь 10

Грибоедов - русский посол в Персии - погиб в Тегеране в 1829 году. Его тело перевезли в Тифлис, и жена Грибоедова похоронила его у подножия монастыря святого Давида. С тех пор для каждого, кто любил русскую литературу, Давидовская гора стала местом поклонения.

Лермонтов очень любил Грибоедова, и нельзя допустить, чтобы он не побывал на его могиле.

Девушки и женщины белой вереницей поднимались на гору к источнику, который, как гласило поверье, приносил счастье влюбленным и утешал несчастных. Они шли по дорожкам в белых платьях.

Совершив обряд, они располагались на горе для отдыха. И снизу, из города, гора казалась белой, как от снега.

Но самой замечательной была восточная часть тогдашнего Тифлиса- Европейского города, собственно, еще и не было. Во времена Лермонтова город еще только начинал застраиваться европейскими домами. Дома строились на большом расстоянии друг от друга и разделялись садами.

Восточный город - Армянский базар и Майдан - начинался от Эриванской площади и состоял из целого лабиринта узеньких переулочков, застроенных маленькими лавочками. Переулочки были такие узкие, что в некоторых местах можно было коснуться руками обеих стен сразу такие кривые, что можно было пройти по переулку и вернуться на то место, откуда ушел. Как будто нарочно строили такие кривые переулки. Тут чеканили серебро, чернили оружие, торговали хлебом и фруктами, варили плов из рису и тут же, под открытым небом, жарили шашлыки из баранины, ковали лошадей, стригли головы, тачали обувь, топили сало, разливали вино.

На низких плоских кровлях играли дети, ругались между собой соседки. Говор, гомон, топот, стук молотов по наковальням, шум кузнечных мехов, крик ослов, острый запах дикого чесноку, аромат фруктов, чад от жаровень, терпкая прохлада винных погребков поражали и слух и обоняние. А глаза… глаза разбегались от неожиданности. Тут можно было увидеть пеструю, разноречивую толпу, услышать смешение языков: грузинского, армянского, азербайджанского, персидского, турецкого. Толпа говорит на всех языках, кричит, спорит, а двигаются все очень медленно; эта черта отличала в то время южные народы. Особенно на базаре медленно двигались, не торопились жить. Над городом висела жара.

Дальше, где с горы уступами сбегают развалины старой стены, защищавшей Тифлис от нашествия персов, была Майданская площадь. Тут располагались караваны из дальних краев: из Персии и Турции. Здесь торговали зерном, солью, вином в бурдюках. Караваны верблюдов и лошадей, арбы, запряженные парой, двумя или тремя парами буйволов, - все это толпилось на Майданской площади. Погонщики били верблюдов по шее, чтобы заставить их лечь. Кричали погонщики, ревели животные. Тут же, собравшись в кружок, народ слушал ашуга. Конечно, Лермонтов не раз бродил здесь, ведь он даже нарисовал эту площадь. Рисунок найден недавно, несколько месяцев тому назад.

Площадь на Майдане нарисовал и художник Гагарин. Крепость на горе, которую вы здесь видите, - это Метехская крепость. Она прежде была резиденцией грузинских царей, до тех пор пока Грузия не присоединилась к России. Направо Караван-Сарай, большое двухэтажное торговое подворье: в нижнем этаже его были лавки, а наверху жили купцы. В Караван-Сарае целый день толкался торговый люд.

На Майдане можно было встретить и грузина в черкеске с позументами, перепоясанного поясом с дорогим набором, и перса в маленьких зеленых туфлях и в халате, опоясанном толковой шалью, и ремесленника-азербайджанца с походным мешком, в который укладывалось все его имущество, русских, армян, турок, черкесов, представителей самых разных народов.

С наступлением темноты Караван-Сарай запирался, жизнь замирала на площадях и в переулках. Зато оживали крыши. На плоских кровлях начинались вечерние танцы. Танцовали девушки и женщины под звуки бубна.

В Тифлисе можно было, не спускаясь на улицу, обойти целый квартал по плоским кровлям: закон тифлисского гостеприимства, одинаково свойственный и грузинам, и армянам, и азербайджанцам, позволял незнакомцу пройти по кровле чужого дома, и тот, кто попал на крышу, сразу становился гостем хозяина дома.

За Майданской площадью и сейчас находятся знаменитые серные бани. Помните, как описал их Пушкин в «Путешествии в Арзрум»? Помните безносого банщика Гасана?

И Лермонтов в письме к Раевскому писал с восторгом: «Что здесь истинное наслаждение, так это татарские бани!» Лучшими в те времена считались бани «архиерейские», доходы с которых поступали в пользу тифлисского архиерея.

Когда затихал базар и умолкали звуки Зурны и песен, Тифлис погружался в сон. Только изредка проскачут всадники, залают собаки или проскрипят порожние арбы. Потом затихало все. Луна наводила черноту теней на окрестные горы, на сонные башня, да Кура крутилась и буйно плескалась у скалистых берегов и мчала мутные воды под высоким мостом.

Наверно, Лермонтов стоял по ночам на мосту, наблюдая, как утекает вода, как засыпает город, убаюканный шумом реки. Ведь он хорошо знал Тифлис и замечательно описал его в стихотворении «Свидание»:

«Уж за горой дремучею

Погас вечерний луч,

Едва струей гремучею

Сверкает жаркий ключ;

Сады благоуханием

Наполнились живым,

Тифлис объят молчанием,

В ущельи мгла и дым.

Внизу огни дозорные

Лишь на мосту горят,

И колокольни черные

Как сторожи стоят;

И поступью несмелою

Из бань со всех сторон

Выходят цепью белою

Четы грузинских жен;

Вот улицей пустынною

Бредут, едва скользя…

Но под чадрою длинною

Тебя узнать нельзя!…»

Цинандали

Из Тифлиса Лермонтов уехал в Кахетию, к месту стоянки Нижегородского драгунского полка. Постоянная «квартира» полка была в местечке Караагач.

Отсюда открывается вид на Алазанскую долину, на серебряные петли Алазани и на нежно-синий хребет, отделяющий Грузию от Дагестана. Селения, пирамидальные тополя, деревья грецких орехов, чинары, разбросанные по долине, кажутся отсюда черными точками, темными черточками - так широка долина, так величественна перспектива, разделяющая горы.

Природа Кахетии располагает к созерцательной жизни; глаз невозможно оторвать от долины, исчерченной линиями полей и виноградников, от гор, поминутно меняющих окраску, величественных и мягких. От восхода и до заката царят над миром эти живые горы.