ПИОНЕР - Пионер, 1939 Октябрь 10

Здесь служил Лермонтов.

Нижегородский драгунский полк с давних пор стоял в Караагаче.

Среди его офицеров были люди, серьезно занимавшиеся науками, выписывавшие из России книги.

Русских офицеров, служивших в Кахетии, сблизил с грузинским обществом Александр Герсеванович Чавчавадзе, который был офицером, а в одно время даже командиром полка.

Но Чавчавадзе знаменит не тем, что он служил в Нижегородском полку, он один из самых замечательных грузинских поэтов.

Когда Лермонтов был сослан в Нижегородский полк, Чавчавадзе давно уже не служил в нем. Он вышел в отставку еще в 1820-х годах. Но мы знаем, что офицеры по прежнему ездили к Чавчавадзе в его имение Цинандали. Может быть, и Лермонтов бывал там? Одна из дочерей Чавчавадзе, Нина Александровна, была вдовой А. С. Грибоедова. Неужели Лермонтов не познакомился с ней? У нас нет об этом никаких сведений, но разве нельзя доказать это знакомство? По-моему, можно!

Для того чтобы дать своим дочерям европейское образование, Чавчавадзе еще в начале 1820-х годов пригласил к ним в качестве воспитательницы Прасковью Николаевну Ахвердову, умную и образованную женщину. Ахвердова прожила в семье Чавчавадзе около тридцати лет и по праву может считаться второй матерью Нины Александровны Грибоедовой. Но никто никогда не обращал внимания на то, что Ахвердова, урожденная Арееньева, приходилась Лермонтову двоюродной теткой. А это дает некоторые основания считать, что Лермонтов мог бывать в имении Чавчавадзе.

Но одного предположения недостаточно: мог бывать, но бывал он там или нет?

Бывал! Можно привести доказательство. В одном из альбомов Лермонтова, который хранится в Государственной публичной библиотеке имени Салтыкова-Щедрина в Ленинграде, рукою Лермонтова написано: «Ахвердова на Кирочной». Это петербургский адрес Ахвердовой. Значит, когда Ахвердова уже в 1840 году ездила в Петербург, Лермонтов встречался с ней там. Значит, в 1837 году он был знаком с Ахвердовой и с семьей Чавчавадзе, да иначе и быть не могло, потому что Ахвердова еще до ссылки Лермонтова на Кавказ бывала в Петербурге и в Царском селе, где в то время служил Лермонтов.

Но, может быть, в 1837 году Лермонтов и Чавчавадзе все-таки не встретились? Нет, встретились. Родственник Лермонтова Шан-Гирей рассказывает в своих воспоминаниях о разговоре с Лермонтовым по поводу «Демона» и упоминает о том, что Лермонтов, назвав жениха Тамары властителем Синодала, допустил неточность. «В Грузии нет Синодала, - пишет Шан-Гирей, - а есть Цинандали, старинный замок в очаровательном месте в Ка-хегии, принадлежащий одной из древнейших фамилий Грузии, князей Чавчавадзе».

Почему же Шан-Гирею пришло в голову сопоставлять имя Синодала с Цинандали? Значит, Шан-Гирей знал, что имя Синодала возникло у Лермонтова под впечатлением пребывания его в Цинандали.

Значит, Лермонтов у Чавчавадзе бывал!

Так вот, оказывается, где наблюдал он жизнь новой страны, откуда узнал феодальный княжеский быт, описанный им в «Демоне»!

Увешанные дорогим оружием грузины, в чохах, сияющих позументами, встречались в доме Чавчавадзе с нижегородскими драгунами, щеголявшими в белых кителях и фуражках или в черкесках с газырями на груди. Здесь Лермонтов слышал, наверно, грузинские и персидские песни, которые исполняли приглашенные музыканты. Здесь, под звуки полковой музыки, в нескольких верстах от имения, в густых виноградных аллеях, устраивал Чавчавадзе обеды в честь приезжей грузинской знати. Здесь Лермонтов сам читал и слушал стихи хозяина и строки из бессмертной поэмы Шота Руставели «Витязь в тигровой шкуре», которые под звуки «тари» запевал кто-нибудь из гостей. Здесь узнал он старинные обряды грузин, подымавших кулы, серебряные:кувшины и чаши за здоровье гостей; здесь видел, как, запрокинув голову, грузин одним духом выпивал вино из турьего рога, оправленного в серебро.

Здесь Лермонтов вел беседы с Чавчавадзе и с Ниной Грибоедовой…

Но почему же об этом не сохранилось сведений? Неужели в архиве поэта Чавчавадзе не осталось ни одной записки с именем Лермонтова, ни одного стихотворения его, пусть даже написанного чьей-нибудь неизвестной рукой?

Таких документов нет. Архив Чавчавадзе сгорел. В 1854 году, когда уже самого Чавчавадзе не было в живых, а Нина Грибоедова гостила в Мингрелии у сестры, лезгины перешли через горы в Кахетию и напали на Цинандали. Когда об этом узнали военные власти, лезгины были уже далеко, а Цинандали пылало.

В пожаре погиб весь архив Чавчавадзе, Ахвердовой и Нины Грибоедовой. Если бы архив был цел, мы давно бы знали о том, что Лермонтов был знаком с Чавчавадзе.

Смотр полкам

Один день из жизни Лермонтова на Кавказе мы знаем точно. 10 октября 1837 года в честь приезда Николая I в Тифлис был смотр полкам, принимавшим участие в летней экспедиции. Царь принимал смотр на Мадатовской площади, которую иначе называли «Кабахи».

На смотр вывели четыре эскадрона Нижегородского драгунского полка, в котором служил Лермонтов. Значит, Лермонтов был на смотру. А по воспоминаниям современников мы можем установить, что он в этот день видел.

С раннего утра полки были выстроены на площади. Толпы народа окружили ее плотной стеной. На балконах, выходивших на площадь, собрались родовитые фамилии Тифлиса. На одном из балконов расположилось семейство главноуправляющего Грузией - барона Розена.

Еще до приезда в Тифлис царь узнал о злоупотреблениях командира Эриванского полка князя Дадиани, зятя барона Розена. Николаю донесли, что зять наместника не раз использовал солдат на свои работы.

Развод назначен был от полка, которым командовал князь Дадиани. Царь вышел на площадь, окруженный свитой. Загрохотали барабаны, музыка загремела. Царь махнул рукой - водворилась тишина, и он громко приказал снять с Дадиани флигель-адъютантские аксельбанты. Комендант стал снимать их, но царю показалось это слишком долгим, и он закричал: «Сорвать!»

«Розен!» - громко позвал царь, но многие на площади услышали слово «розог». Толпа ахнула и отшатнулась.

Сын главноуправляющего молодой Розен подошел к Николаю и принял из его рук сорванные с Дадиани аксельбанты, А старик Розен поцеловал руку царю за проявление «монаршей милости» к зятю и сыну. Жена Дадиани и ее мать в обмороке лежали на балконе. Обесчещенного князя в тот же день на фельдъегерской тройке повезли в Россию, в Бобруйскую крепость.

Начался парад. Царь остался доволен выправкой полков и особенно эскадронами нижегородцев. Это косвенно отразилось и на судьбе Лермонтова. Видя, что царь в духе, Бенкендорф напомнил ему о хлопотах Арсеньевой и о заступничестве поэта Жуковского, говорившего о надеждах, связанных с Лермонтовым в литературе.