ПИОНЕР - 1949 АПРЕЛЬ 4

- Багор подай! - командует старик.

И Степанёк, пыхтя, подаёт ему большую толстую палку с железным крючком на конце.

- Ого-го! - кричит старик и замахивается багром; он ударяет по сонной воде и, пошарив где-то за бортом, достает оттуда большую рыбу.

Бок у рыбы распорот. Она чуть шевелит взъерошенными плавниками.

- Частик, видать! - говорит Степанёк.

- Видать, что по-твоему, - отвечает старик и опять замахивается.

Ляля внимательно смотрит в воду. Она видит теперь, что на протянутом под водой канате бьются, словно выстроившись гуськом, огромные толстые рыбы. Старичок замахивается и замахивается. Он едва успевает глушить их одну за другой. Лодка кренится с боку на бок. На дне её кучей лежат рыбины с распоротыми от крючьев боками.

- Ой, гляди! - вдруг кричит Степанёк и толкает Лялю под локоть, - Гляди!… - и он тычет куда-то вдаль коричневым пальцем.

Ляля смотрит в ту сторону.

…Под натянутыми парусами плывут в море три широкодонные лодки. Паруса вздуваются. Меж парусов мелькают чёрные пятнышки… Шапки! Такие же, как у бабушки.

- Сущевские! - говорит старик.

- Бабушка! - кричит Ляля. - Ба-а-а!

- Как же ты эдак-то вот издалече бабку-то опознала? - смеётся старик. - Видать, что глаз 1у тебя соколиный.

- Ба-а-бушка! - кричит Ляля.

- Пошибче крикни! - советует Степанёк-И Ляля кричит так шибко, что на глаза у

ней набегают слёзы.

Но с лодок не отзываются. Наверно, бабушка ничего не слышит, хотя её лодки уже совсем близко от «Ефросиньи». Они рассекают тихую воду, и волны, которые они раз-гоняют в стороны, начинают подбрасывать и качать спокойно стоящую на якоре «Ефросинью». Быть может, под «Ефросиньей» прошла та волна, которая добежала от бабушкиной лодки!

- Ба-а-а! - опять кричит Ляля. - Бабушка!

Лодки вдруг останавливаются. Они становятся на якоря у огромных и толстых свай,. вколоченных в дно моря. Меж свай аккуратным квадратом протянуты четыре толстых верёвки.

- Налегай! - кричит Степанёк, прыгая на. скамейке.

И люди в лодках, словно услышав его команду, приподнимают канаты.

«Рыбу будут колотить, как дед Василий», - думает Ляля и отчего-то зажмуривается.

Но когда она открывает глаза, ей становится видно, что рыбаки на бабушкиных трёх лодках и не думают колотить рыбу баграми. Перекинувшись через борта своих широкодонных лодок, они медленно приподнимают канаты. Что-то клокочет, бьётся, бурлит меж сваями. Море ходит в этом квадрате мелкою зыбью, взрывается фонтанами белой пены, словно кипит.

- Видать, косячок поймали, - с досадою говорит старик и, прижав ко лбу козырьком ладонь, внимательно смотрит в сторону бабушкиных трёх лодок.

Ляля гоже делает из ладошки козырёк и смотрит на лодки. Ей видны только согнутые спины да края чёрных морских шапок.

Нет, наверно, бабушки здесь нет. Была бы она на лодке, так услыхала бы, как Ляля кричала.

- Подтягивайся к верёвке! - вдруг слышит Ляля знакомый, охрипший от ветра голос.

Медленно, словно нехотя, огибают лодки высокие сваи. Люди в лодках держатся за канаты, и вот уж борта лодок почти совсем привалились к канатам…

- Майна! - командует бабушкин голос, и все руки разом приподнимают канат.

Канат показывается над водой, и Ляле становится видно, что вслед за ним волочится из моря тяжёлая сеть. Она так и ходит, так и рвётся из рук рыбаков. Что-то плещет, кишит в сети…

- Ой-я! - кричат рыбаки на лодках. - Ойгя!… Один молодой и высокий голос словно летит над другими, тяжёлыми.

- Гунтэри подтягивай! - командует бабушка гулким, похожим на эхо голосом.

И два рыбака берутся разом за толстую сваю.

- Хорош! - кричит бабушка. - Начинай!

Над бортом лодки взвивается первый сачок. Сачок опускается в сеть, чуть приподнятую рыбаками над морем. Он полон рыбы. Из всех трёх лодок опускаются в сеть сачки. Рыбы падают на дно лодок. И вот уже кажется, в лодках и места больше для рыбы нет, а она всё льётся да льётся в лодки из огромной сети - котла.

Рыбаки что-то громко и дружно кричат, а что, разобрать нельзя.

- У-уф! - слышится Ляле.

Ей теперь уже не кажется, что это выкрикнули разные голоса… Все руки, сколько их есть на лодках, движутся одновременно. Все голоса, слившись в длинный, протяжный и слитный голос, разом кричат: «У-уф».

Люди в лодках приподнимают в последний раз почти опустевшую сеть. На дне сети полощется рыба. Сеть подкидывают, и остаток рыбы плюхается на дно лодок. Рыбаки забрасывают обратно в море пустую сеть-Края у неё обвешаны мелкими камешками.

Сеть уходит глубоко под воду, взметнув над собой хоровод фонтанчиков.

И опять видно только, как плавают меж четырёх столбов четыре каната.

Лодки движутся к берегу. Дед Василий глядит им вслед.

- Эх, и везёт сущевским! - говорит он, вздохнув. - Улов-то какой! Видать, сплошняком судак… Первый в путину котёл выбрали…

Подумав, он печально насаживает на крючья подвешенные к канату несколько мелких рыбёшек из ведёрка и садится на вёсла. «Ефросинья» движется к берегу.

Вот уж виден мысок, поросший травою и камышом. И берег виден. Мелькает издалека длинный стан посредине берега. Вот плита-Кухарка…

- Изъясниться, чтой ли, с сущевской! - глядя на Лялю, задумчиво говорит старик.

- Чего ж не поговорить! - соглашается Степанёк.

Дед Василий задумывается. Он думает долго.

Никто не знает, что он надумал. Но поздно вечером перед самым отъездом бабушки, когда бабушка сидит рядом с Лялей на остывшем уже песке, он подходит и говорит:

- Так я к тебе, Варвара Степановна…

- Что, надоело, небось, куманёк, сидеть на крючьях на самоловных? - прищурившись, говорит бабушка.

- Да как тебе это получше выразить, выразить не могу, - отвечает старик… - Оно не то, чтобы надоело…

- Ладно, садись, - говорит бабушка. - Может, эдак будет спорней.

Старичок закуривает.

- Оно, конечно, крючок от крючка рознится, - присев рядом с бабушкой, говорит старик. - Уж кому, кому бы знать про крючок, как не старому человеку. Нынче-то у молодёжи повадка совсем другая. Не умеют крючок наставить. Разучились крючок точить.

- Да ты прямёхонько, - говорит бабушка. - Не толкуй мне о молодёжи. Пришёл о себе говорить, за себя же и говори.

- Оно, конечно, способ старинный, как говорится, изжитая метода, - вздыхает старик. - Сортность рыбы падает до класса второго. Но зачем прохватывать на собрании… Всякий знает, что нынче на самоловных рыбалит только Василий Войтенко, мы, стало быть… Так в разум взять не могу, кума, зачем тебе было меня на миру перед всем народом поганить. Стар стал, мать! Опоздала учить.