Петр Альшевский - «Дожить до смысла жить»

Прядилов. Дня мне достаточно. Немного поищут и другими заботами озаботятся. Сколько до вас идти?

Тарушанский. Я к себе не пойду. У меня дома есть нечего. Барабан обычный, без волшебства, постучишь – сосисками не наполняется.

Прядилов. Я золотой червонец сумел сберечь. Мы пойдем к вам, а женщина купит еды и нам туда принесет.

Судрогин. Не принесет она, зажилит…

Чиркулева. Ты воровкой меня не зови. У мужа я монетку стащила, но ему же носки на нее купила. Что куплю, полностью, если адрес найду, принесу.

Судрогин. Я бы на нее не надеялся.

Прядилов. Она не обманет.

Судрогин. Я простой народ знаю, ваших интеллигентских заблуждений у меня нет.

Прядилов. Нам пора идти, здесь опасно. Винтовки брать не будем.

Алтуфин. Припрячем, а потом заберем.

Прядилов. Что потом, ваше дело. (Чиркулевой). Держи червонец и адрес запоминай. Называйте адрес.

Тарушанский. Воновихинский переулок, дом четыре, квартира пять. Еды купи подешевле и побольше.

Чиркулева. За баночку французского паштета все не отдам.

Прядилов. Идемте.

Чиркулева. Принеси я вам паштет, гран-мерси вы бы мне не сказали.

Судрогин. На французском ты, слышу, балакаешь?

Прядилов. Идемте!

Алтуфин. А мне зачем с вами идти? Что мне даст ваша компания? С вами поймают – с вами и расстреляют.

Прядилов. Из юнкеров?

Судрогин. Училище он не закончил. Разума поэтому не приобрел. Из-за убитых товарищей чекисты сейчас по улицам, как угорелые будут носиться. Всех без разбора хватать. В квартире, Павел Максимович, точно вам говорю, безопаснее.

Алтуфин. За винтовками я вернусь.

Прядилов. Прятать их некогда. А вы, уважаемый, снимите, пожалуйста, барабан. Лишние взгляды он привлекает.

Тарушанский. Я в руке его понесу.

Прядилов. В руке нормально. В руке хоть крышку от пианино несите.

Судрогин. За нее зарежут. Сколько дерева для печи. Нажатием на клавиши мелодии извлекать вы способны?

Прядилов. Меня сам Колтуновский учил. Теперь за океаном он концертирует. Говорит, что советская власть долго не продержится, свергнет ее народ.

Судрогин. В письме из Америки вам, наверное, написал.

Алтуфин. Уехал и пророчествует…

Судрогин. Упитанного мопса при этом гладит.

Прядилов. Свою любимую таксу он отдал мне, а я своей сестре…

Второе действие.

Квартира господина Тарушанского. Обстановка – стул да кровать. Алтуфин вынужден стоять.

Алтуфин. Красноперые, если честно, сильны…

Тарушанский. Перспективы рисуются печальные. Для нас, собравшихся у меня.

Прядилов. Мы разные.

Судрогин. Кем у нас являетесь вы, я, извините, совершенно не в курсе.

Прядилов. Мы все перезнакомились, стали почти друзьями…

Судрогин. Да вы даже своего имени не назвали!

Прядилов. Если бы мы действительно познакомились, расставаться с вами мне было сложнее. Я бы уходил, понимая, что жить вам осталось недолго: кого-то убьют, кто-то умрет.

Судрогин. Я сделаю максимум возможного, чтобы выжить!

Прядилов. А господин юнкер почти сдался…

Алтуфин. Я в себе разочарован. До Кургана не доехал, всех усилий не приложил. Анечка могла мне не обрадоваться, но мне важен не я, а она. При красноперых не страдаешь – честь имею, уезжаю, Анечка, без тебя…

Прядилов. Чудесно, молодой человек.

Тарушанский. Весьма достойно.

Прядилов. А выскажись она за отъезд вместе с вами, по какому маршруту вы бы ее повезли?

Алтуфин. Я о Владивостоке подумывал…

Прядилов. Из Владивостока в Японию?

Алтуфин. При нынешнем сообщении до Владивостока ехать полгода, нашлось бы время об эмиграции поразмыслить…

Прядилов. Девушка рядом, а прочее несущественно.

Алтуфин. Вероятно…

Прядилов. И никакой план не нужен.

Алтуфин. Нужен, конечно, но чувства Анечки для меня секрет, и я посудил, что при ее отказе проведенная мною мыслительная работа окажется бесполезна, и перенес эту работу на потом. Когда Анечка согласится, у меня, я уверен, решение сразу на эмоциях вызреет.

Судрогин. На эмоциях получится так – в Париж, моя любимая, я забираю тебя в Париж!

Алтуфин. В Париже у меня мама пропала.

Судрогин. Боже мой, страсти какие!

Прядилов. Страсти сердечные и страсти кошмарные во многих случаях совпадают. Я о дикой несчастной любви. Она вашу маму накрыла?

Алтуфин. Считается, что моя мама стала жертвой преступников.

Прядилов. Ограбление с убийством? Богатую русскую даму ради ее драгоценностей… сочувствую вам, молодой человек.

Алтуфин. Мама костюмершей в театре работала.

Судрогин. Нищие духом, тополиным в вас пухом! Вы у нас костюмерши сынок? И как же вас в юнкеры взяли?

Алтуфин. Мама из благородной семьи. С моим отцом рассталась, обеспечение он ей не дал… в одежде она понимала. Неравнодушна к нарядам была.

Судрогин. Тряпичница…

Алтуфин. Ты, Василий, ошалел мою маму ругать? Я тебя, сволочь, сейчас же зарежу!

Судрогин. Вы, Павел Максимович, остыньте, о сказанном я сожалею! О даме высокого полета у меня бы худого слова не вырвалось, но барышень пошиба костюмерши свободно оценивать я привык. Вижу в них своих, достойных критики… на парижские гастроли плохую костюмершу бы не повезли. Комплимент я ей сделал.

Алтуфин. Что случилось в Париже, мы не узнаем уже никогда. Если он спустя шесть лет не объявится и не расскажет. Нашей крестьянке бурный роман в Париже не светил, а мама у меня интересная, утонченная… но она бы мне написала.

Прядилов. Я остаюсь в Париже, мои любовные чувства мне дороже тебя… взрослей, сынок, без матери.

Алтуфин. Очень тяжело сыну такое письмо отправить… а ведь вы надежду мне подарили!

Прядилов. Рад служить.

Алтуфин. Ничего жуткого в Париже с ней не случилось, с достойным мужчиной в любви живет…

Судрогин. Второго ребенка растит. Братиков с сестричками у вас не имеется, только вас она бросила? Если из благополучного сценария исходить.

Алтуфин. Ребенок у нее я единственный.

Судрогин. Были на момент ее отъезда. Правда при утаивании разъедает, наружу рвется… когда ситуация в нашей стране устаканится, красноперые не будут расстреливать всех подряд. В тюрьмы начнут сажать. Офицерских отцов, выявленных юнкеров, прочих врагов. Вы, Павел Максимович, после переклички в камеру входите, а возле вашей кровати надзиратель с посланием из Парижа стоит. Вам бы спать завалиться, но он не дает, разъясни, говорит, кто у тебя во Франции. Что за тетка на правильном русском языке на трех страницах тебе накатала.

Алтуфин. Она моя мама…

Судрогин. За наличие матери-эмигрантки, в покое тебя не оставляющей, ты приговариваешься к расстрелу.

Алтуфин. От расстрелов они вроде бы отказались…

Судрогин. Без расстрелов никуда! Ходим семеркой, кроем девяткой, но туз всегда припасен!

Прядилов. Ты, Василий, полный дурак.