Петр Альшевский - Моторы гинеколога Суна

Жуков. Глядя на неумеренность отца Климентия, я испытываю чувства, далекие от восторга. У меня от этого мороз по коже, однако я ему расчетливо улыбаюсь, ведь если наш миропорядок таков, то что же… с нами на охоту на выбирался и господин Люкс Розмарин. Схоронившийся после парижского предательства у вас в Лаосе и едва ли догадывающийся, что от нас до него осталось всего километра полтора.

Тхакхок. Его истинная фамилия Рябинин?

Жуков. Салугмяе. Отец у него народный художник Эстонии и наш бывший агент в скандинавском регионе, где он часто выставлялся и играл нам на руку своей прочной репутации эстонского патриота, ненавидящего все русское. Прекрасные мы с ним операции проворачивали… общевропейского значения! А зачатый им в Пскове сын лежал в пеленках, гремел погремушками и, повзрослев, принес присягу, которую он затем вероломно нарушил. Не из-за идеологических разногласий, что можно было бы не извинить, но…

Тхакхок. Убить.

Жуков. Убить! Но без презрения!

Тхакхок. Ну это ему, знаете ли… не определяюще. Жуков. Он баран! Продав нас французам, он решил, что будет жить в Париже! Прогуливаться по набережной Сены с заходами в Лувр и кондитерскую «Дядюшки Луи»… баран! В Париже мы сплоховали, и он от нас ускользнул – на корабле в Египет, на самолете в Парагвай, за Южной Америкой последовала Канада, Новая Зеландия и Лаос, где он представился вашей спецслужбе ценнейшим кадром и получил. Вы идете вместе со мной его уничтожать.

Паксал. Мы знали, что вы его разыскиваете.

Жуков. Поэтому вы даже не задумывались? Вы сообщили о нем с задержкой.

Тхакхок. Мы взвешивали. Из бесед с ним мы уяснили, что он нам не нужен и в ту же минуту оповестили вас.

Жуков. Так поступать… ваше право. А почему вы его не повязали?

Паксал. Чтобы вы прилетели и убили его прямо в наших стенах?

Жуков. Ну, выпустили бы его погулять, и я бы его… отпустили и отпустили! Жизнь ему это особенно не продлит.

Паксал. Его нора охраняется.

Жуков. Нанятые им громилы от расплаты его не уберегут. Перед пулей в висок мне надо не забыть расспросить его о Куприянове. С ним ли он… впервые ли слышит… в Москве на Чистых Прудах ко мне подошел мужчина. Не встречая преград, он напустил тумана. О взаимовыручке, запахе страха, выселении и взыскании алиментов… Куприянов. Товарищам придется попотеть.

Второе действие.

По березовой роще с фотокамерой в руках бродит тусклый Куприянов.

Изгибаясь и поднося камеру к лицу, он примеривается, но снимков не делает.

К Куприянову подходит занятая собой пара, состоящая из накаченной Синяевой и имеющего на голове безразмерную копну кудрявых волос Щербинина.

Щербинин. От желания к любимой женщине я избавился.

Синяева. Голову на отсечение даешь?

Щербинин. Ее даю. Она лишняя.

Синяева. И ей до всего есть дело. До коррупции, до эволюции, до засады на парламентера.

Щербинин. Философ Трубецкой сказал, что началом и концом эволюции является Бог. Вы, товарищ, это заключение разделяете?

Куприянов. Когда я слышу по громкоговорителю иностранную речь, мне кажется, что по нему говорят о начале войны.

Щербинин. Но я говорю с вами по-русски.

Куприянов. Если вам надо с кем-то поговорить, говорите с вашей дамочкой. Не предоставляйте ей отдыха хотя бы в разговорах.

Синяева. Твои слова об избавлении от желания он понял касательно меня. Будто бы это я твоя любимая, которую ты больше не хочешь.

Щербинин. С чего бы, интересно…. у вас, товарищ Куприянов, какая стратегия? Отличная от моей?

Куприянов. Вы знаете, что я Куприянов?

Щербинин. Сергей Куприянов, живущий в квартире Геннадия Жукова, уехавшего служить наемником в Экваториальную Гвинею и оставившего вам ключи. Фотоаппарат-то ваш?

Куприянов. Я позаимствовал его у Жукова. Пользоваться им он мне не запрещал.

Синяева. А что вы здесь фотографируете?

Куприянов. Деревья.

Синяева. Именно на шестьдесят пятом километре шоссе?

Куприянов. Здесь очень красивая роща. Я собираюсь сделать фотообои и оклеить ту комнату, где обои вообще содраны.

Щербинин. Думаете, случайно?

Куприянов. Я об этом… не размышлял.

Щербинин. С фотоаппаратом будьте повнимательней. От может оказаться шпионской фотокамерой, а она и стреляет и смертоносные газы выпрыскивает – вы еще не заразились? Улыбка у вас несколько восковая.

Куприянов. Я улыбаюсь от удивления.

Синяева. Наши усилия не пропали даром. Чтобы снизить в товарище Куприянове, концентрацию шока, поговорим об этой роще. В ней имеется какая-нибудь живность или преступность?

Куприянов. Зверей я не видел. А шатаются ли тут бандиты… тем, что они тут не водятся, я себя не обольщаю.

Щербинин. С вашим оружием уничтожения вам не страшен никакой бандит.

Куприянов. Вы о фотокамере?

Щербинин. А Жуков ничем иным вас не экипировал?

Куприянов. Уезжая, он раскидал на полу орехи.

Щербинин. И что за сорта?

Куприянов. Арахис, миндаль… плюс такие синеватые и скользкие. Названия не знаю.

Синяева. Синеватые…

Щербинин. Выскальзывающие из пальцев, как маленькие кусочки мыла. Вы их не сожрали?!

Куприянов. Все орехи я собрал в жестяную коробку и убрал ее в ящик стола.

Синяева. Коробку вам вручил Жуков?

Куприянов. Я ее купил. В ней было немецкое печенье… съел я его не Жуковым!

Щербинин. С девушкой?

Синяева. Жуков позволил вам водить в квартиру девушек? А сам развлекался в ней всего с одной… да и то с мертвой.

Куприянов. Не при мне.

Щербинин. Вы сказанное ею анализируйте, но дословно за правду не принимайте. И у нас пышным цветом разцветет взаимовыгодный альянс. Волки сыты, овцы целы… лишь пастух куда-то пропал.

Куприянов. Яснее мне не становится.

Щербинин. Всеми доступными мне способами я создавать для вас ясность не предрасположен. Конвертировать недоумение в понимание вам полагается за счет собственного сознания. Оно у вас насколько общественное?

Куприянов. В раздумиях о благе народа я не искушен. Во всю мощь я о нем не задумываюсь.

Синяева. Желаете наконец-то попытаться? Мы вам поможем – вы только попросите. Люди нам не безразличны, и вам самим вашим местом в их жизнях следует тянуться к тому же. Вы же работаете в поликлинике.

Куприянов. Я не доктор. Щербинин. Вы медицинский статистик… фактически не сталкивающийся с человеческой болью.

Куприянов. Зато я и поборов с пациентов не взимаю. О моей профессии вы узнали от Жукова?

Щербинин. От проводящего спектральное исследование звезд Матвея Гавриловича Бубрина, чья плавучая лаборатория дала течь при входе в Обскую губу Карского моря. Научная экспедиция пошла не по его сценарию. Матвей Гаврилович рисковал потерять оборудование, но сохранял хорошие шансы быть спасенным находящимися на подлете и судорожно взмахивающими скрипящими крыльями. Его лаборатория не затонула. Трещину заделал ассистент.