Петр Альшевский - Моторы гинеколога Суна

Синяева. Бапультинов.

Щербинин. За час до этого Матвей Гаврилович распекал Бапультинова за то, что тот ему наврал. Сказав, что он узбек. А он киргиз.

Куприянов. А приближающиеся к лаборатории чудовища… они улетели?

Щербинин. Спеша прийти на выручку, они засветились, и сейчас их поиски продолжаются. Когда выследят, уничтожат. Вы по ним не зарыдаете?

Куприянов. Я не рохля.

Синяева. Железный кардинал Ришелье зачастую плакал по пятнадцать раз в день. Если столь видная личность достойна вашего на нее равнения, приступайте. Вам есть, что доказывать!

Куприянов. Чего-то добиться, кого-то одолеть – это конечно… но не лить же слезы. Я такую цель перед собой не ставлю. Я обычный парень.

Щербинин. К которому подступает близорукость. Зрение у вас ухудшается, однако очки вы не носите. Не заботитесь о себе.

Куприянов. Кто не видит надобности в очках, тот видит достаточно.

Щербинин. Идти и свалиться в овраг было бы для вас горестно. Мне просто удивительно, как вы здесь в роще до сих пор не споткнулись.

Синяева. У него фотоаппарат.

Щербинин. Упав, он бы и его повредил.

Синяева. Не понимаю, что же он там снимает, когда перед ним все размыто.

Щербинин. Он точно разведчик. Болтает нам о каких-то фотообоях, а сам тут на задании. По неким, вроде бы неприметным признакам, я заключаю, что стажировку он проходил у шпиона Егорова.

Синяева. Пожалуй.

Щербинин. Ты слышал? Женщина она знающая…

Куприянов. Вам захотелось ко мне привязаться из-за того, что где-то в окрестностях секретный объект? Синяева. Военный или промышленный?

Куприянов. Я… я и не разбираюсь.

Щербинин. Ну а я, говоря словами поэта Баратынского «не предан промышленным заботам». И моя душа, цитируя его же, «не окажется с душой твоей в сношенье». Ты работаешь на чью-то разведку? Пожалуйста! Я от этих дел отошел и потенциальной угрозы для тебя не представляю. Топор мне не понадобится.

Синяева. Ты думаешь прикончить его ножом?

Щербинин. Он не причем. Топором рубят деревья, а я их рубить не намереваюсь – при наличии выгодного предложения на вырубку леса моя позиция останется неизменной. Я завел себе привычку принципами из-за денег не разбрасываться. А ты, Куприянов, предоставь тебе в конверте или на счет, о принципах и не вспомнишь. В текущем моменте ты ориентируешься… по твоей штанине ползет ядовитая гусеница.

Куприянов. Я ее прихлопну.

Щербинин. Рукой нельзя – прикоснешься, и батюшка тебя отпоет. С подлинно актерским мастерством! На том отрезке твоего пути, когда ты еще не получил от жизни того, чего хотел. Двести тысяч долларов твою алчность бы удовлетворили?

Куприянов. А кто мне столько даст?

Щербинин. В футбольном клубе за сезон заколачивают побольше, но в футболе конкуренция страшная, и поэтому для тебя вернее всего регби. Подбери команду, сходи в нее, покажись, и вот контракт у тебя уже в кармане. Загляни в него и поразись…

Куприянов. Мне по нему полагается так много?

Щербинин. Не слишком. Цифра с двумя нулями.

Синяева. Максимум девятьсот.

Куприянов. Долларов?

Щербинин. В контракте фигурирует фактически не известная здесь валюта, используемая в расчетах между племенами Экваториальной Гвинее. Где нынче обитается наш общий знакомый Жуков.

Синяева. От неожиданностей Жуков не застрахован.

Щербинин. В бой он не рвался, однако ему нужно выплачивать квартплату. Может, ее вносишь ты?

Куприянов. Приходящие мне квитанции я оплачиваю.

Щербинин. Конечно! Портить отношения с государством из-за копеек ты не станешь… такую промашку не допустишь. В указанных тебе хозяевами пределах ты законопослушен до чрезвычайности!

Куприянов. Младенец кричал.

Синяева. Чей младенец?

Куприянов. В квартире через стену. Устроил он нам концерт… с мощной акустикой, с перекрикивающими его вопли родителями – уговаривая его замолчать, они орали, как чокнутые.

Щербинин. Возможно, они говорили тихо-тихо. Куприянов. Они?

Щербинин. Тихие звуки иногда бывают слышнее громких. Мы тут беседуем в полный голос, а к нам кто-то подбирается, едва шурша… вы не улавливаете?

Куприянов. Гусеница по мне не ползет.

Щербинин. Тебя готова ликвидировать не только она. И нас заодно… перехлестывания в моем высказывании я не вижу.

Синеева. Его нет.

Щербинин. В твои прекрасные испуганные глаза я бы смотрел бесконечно. В этом я идентичен с Гербертом и Джаредом Майлсами. Синяева. Майлсы в Осинниках.

Куприянов. Здесь я осин не наблюдаю.

Синяева. Осинники – город в Кемеровской области. Достойный набор материальных благ там имеет не каждый второй.

Щербинин. И не каждый четвертый.

Синяева. Герберт Майлс, поскольку он по легенде механик, не вылезает из гаража, а Джаред шифруется под угольного трудягу. В кухонном мордобое с женой или кем-то подобным он всегда фаворит.

Щербинин. Женился Джаред по любви.

Синяева. Невесту он подобрал из местных. Его положение продолжает ухудшаться.

Щербинин. Ему приходится тяжко, но свои профессиональные разведывательные обязанности он выполняет. У их с Гербертом начальства нарекания как раз к Герберту.

Куприянов. А что с ним?

Щербинин. В гараже он приобрел склонность к занюхиванию бензина, что для мозга, с какой стороны ни подходи, разрушительно. Герберт тупеет, на связь со старшим, отвечающим за всю область, резидентом выходит не регулярно, всем необходимым Герберт Майлс снабжается, но внезапно он почему-то заговорил о самообеспечении, сказал, что начнет с меда… притащил в гараж улей и пересадил в него купленный у завербованного им пасечника пчелиный рой. А где этим пчелам собирать в гараже пыльцу? Как создается мед ты знаешь? Куприянов. Вас я не проконсультирую. Вы же меня за это не застрелите?

Щербинин. Специалистов наподобие тебя можно убить, только когда они без сознания. Пока ты в нем, ты неуязвим.

Куприянов. Допустим, что атаки тех, кто в моей видимости я отобью. Ну а что мне делать со снайпером, целящимся в меня оттуда, куда мой взгляд не достанет?

Синяева. Ощущать волнение тебе незачем. Куприянов. (озираясь) Совсем незачем?

Синяева. Едва он спустит курок, как у тебя на подсознательном уровне сработает оповещающий об опасности механизм, и ты пригнешься, либо повернешь корпус, не мне тебе объяснять.

Куприянов. С вами любопытно общаться. Если нам суждено пообщаться лишь однажды, я буду об этом жалеть.

Щербинин. О том, что мы общались?

Синяева. О том, что мы общались мало. Я восприняла так.

Щербинин. Получается, у нас с тобой расхождение. Чтобы его аннулировать, я бы обратился к самому Куприянову, но я догадываюсь, что он нам ответит. Менталитет у него не либеральный.

Синяева. Это отрицательный фактор.

Щербинин. Жесткость в нашей деятельности нужна. Естественно, без злодейской придури. Без выпученных глаз, бывших у Сатурна, пожиравшего собственных детей. Картина Гойи. Куприянов. Вы мне ее не воспроизведете? Щербинин. Я – Сатурн, а она мой ребенок? Мне данную женщину что, кончать?