Петр Альшевский - Иерусалимский синдром

Луболо. Скоро всем нам будет пора в отставку.

Джокетто. И ты, конечно, думаешь, что этот прискорбный факт тебя извиняет?

Луболо. Прискорбный ли…

Вольтуччи, тяжело вздохнув, выпивает в одиночестве.

Джокетто. Вот-вот – печаль и горький воздух. Получающий отпор оптимизм. Часы тикают: «Так и есть», «так и есть», «так и есть». Я не говорю, что ты, Инспектор, ишак…

Луболо. Только попробуй сказать.

Джокетто. Но занудство у тебя, что ни говори, ишачье. Беспроблемно разбивающее приличную компанию. Не совестно?

Луболо. Ничего я не разбивал.

Джокер. Вы на него только посмотрите. Не разбивал он ничего – не зарывался все глубже и глубже в свое вонючее облако… Такую постыдную ложь даже в кришнаитской общине не услышишь.

Луболо. Когда это я лгал?

Джокетто. Только что. И не отпирайся. Не усугубляй свое, и без того незавидное, положение. Как друг советую. Как путешественник – не рекомендовавший наивным, пронизанным мистикой индейцам закрываться деревянными заговоренными щитами от пуль бледнолицых материалистов. Сознайся, Инспектор! Сознайся, сколько ты судеб сломал. Суровая общественность ждет твоего отчета в свершенных тобой…

Луболо. Как ты сказал?! Сколько я сломал судеб? Судьбу нельзя сломать! На то она и судьба. Что бы ни случилось – это тем ни менее судьба. Нет ничего хорошего – судьба. Было и ушло – тоже она.

Джокетто. Ну, что же, как человек объективный, я вынужден… пирожок. (детально его изучает) У тебя в доме случайно не держат яд? Я к тому, что мне не хотелось бы преждевременно смердеть у вас на глазах. Меня это слегка не устраивает.

Луболо. Ты трус!

Джокетто. Разумеется… про себя ты думаешь обо мне еще хуже. Как о законченной мрази! От меня этого не скроешь. И если мне захочется, я могу потребовать сатисфакции.

Луболо. Ну, так потребуй.

Джокетто. Я сказал, если мне захочется.

Луболо. А тебе не хочется? Ха-ха! Очень мудро с твоей стороны.

Джокетто. Сейчас не хочется. А что будет потом…

Луболо. Потом ничего не будет.

Вольтуччи. Но, может быть, быть может, все-таки что-нибудь останется?

Джокетто. Наш добрый Вольтуччи. Он реалист, но он все же надеется, что за его могилой будет кому ухаживать. Пережившие катастрофу святые придут и…

Луболо. Знаю я этих святых! И плюю я на них!

Джокетто. А на столпников, на столпах стоящих?

Луболо. На них я плюю с горы.

Джокетто. Ты выше их, ты моральный альпинист…

В дверях появляется служанка.

Служанка. Мне не хотелось мешать вашей серьезной беседе, но к вам, хозяин, две женщины.

Вольтуччи. Две?

Служанка. Мне вернуться и пересчитать?

Вольтуччи. Не надо. А ты их знаешь?

Служанка. Одна из них ваша знакомая. Вторую вижу впервые. Просить?

Вольтуччи. Проси.

Служанка. Только вашу знакомую или обеих?

Вольтуччи. Обеих. Само собой.

Служанка выходит из комнаты.

Луболо. Паскуэлина?

Вольтуччи. Хотелось бы верить.

Луболо. А кто вторая?

Джокетто. Твоя совесть, Инспектор. Сейчас суд будем вершить.

В комнату заходят Паскуэлина с сумкой на плече и Флориэна с гитарой в руках.

Паскуэлина не молода и не грациозна – красивое бескровное лицо, немного запущенная фигура, темное короткое платье.

Флориэна совсем юная девушка. Миловидная, бедно одетая, чуть-чуть недоразвитая – она в смятении.

Вольтуччи встает с места и нежно целует Паскуэлину.

Вольтуччи. Ты где пропадала? Я очень волновался, даже собирался навстречу тебе идти! Но не пошел – происходящих событий я не боюсь, единственное, чего боялся, это с тобой разминуться. Ну, милая, говори же!

Паскуэлина. Я у маникюрши была.

Луболо. У маникюрши?! Ты, что не в курсе?

Паскуэлина. В курсе, в курсе… У меня даже приемник с собой. Там стреляют, взрывают, ровняют с землей – что с того? Из-за всей этой суматохи мне уже нельзя к маникюрше сходить? Тем более она сама меня пригласила. И что странно, не взяла денег.

Джокетто. Как раз в этом нет ничего странного.

Паскуэлина. Или есть, или нет. Как посмотреть. Ах, да! Разрешите вам представить мою новую знакомую. Кстати, как тебя зовут?

Флориэна. Меня зовут Флориэной.

Паскуэлина. Ну так вот, Флориэна – это Вольтуччи, мой потертый бамбино. Это Инспектор, человек в штатском, но с погонами на обоих полушариях. Рядом с ним Джокетто – не верит ушам, не верит в лучшее… с Флориэной я только что познакомилась. Она играла на гитаре около дома Вольтуччи. Вот я ее и пригласила. Возражающих нет?

Луболо. Еще можно играть, лежа в ванной – на воде. Как на пианино.

Паскуэлина. Я спрашивала о возражающих… есть ли…

Вольтуччи. Конечно, нет. Присаживайтесь.

Вольтуччи сажает Паскуэлину по правую руку от себя, Флориэна сама садится по левую.

Вольтуччи. Как хорошо, что я догадался захватить несколько лишних рюмок. Не только догадался – захватил. Принес и поставил. Вот они – смотрите, я вас не обманываю. Вы, девушка, кушайте, подкрепляйтесь, скоро не только от пирожков, но и нас самих останутся одни угольки. А ты, дорогая, почему ничего не ешь?

Паскуэлина. Я бы с удовольствием, но я на диете.

Джокетто. Когда ожидаешь результатов?

Паскуэлина. Скоро.

Джокетто. Насколько скоро? Не мешало бы, чтобы очень скоро.

В комнату заходит дудящий Баллоне. Подходит к столу. В эту секунду раздается сильный взрыв и в комнате гаснет свет.

Воцаряются тишина и темнота.

Вольтуччи. Похоже, уже начинается.

Луболо. Скорее заканчивается.

Баллоне возобновляет игру. В кромешная тьме играет и играет.

Паскуэлина. Куда это Вольтуччи запропастился… ушел и не приходит… вроде бы он недалеко уходил…

Луболо. А ты, милая моя, думаешь, легко найти свечи? Я думаю, что нет.

Джокетто. Думаешь, что нет или не думаешь, что да?

Луболо. Тебе это так важно?

Джокетто. Не важнее всего прочего, теряющего для меня свою последнюю ценность, но ты же сам, Инспектор, любитель ясности.

Луболо. Я не любитель ясности. Я профессионал.

Флориэна. Скажите, а приятно быть профессионалом? Чувствовать себя им. Ну и быть, конечно.

Луболо. Как вам сказать… Приятно-то приятно, но и ответственности полно. А уважения мало… я не буду расстраиваться. Мне всего хватает!

Флориэна. Вы взрослый, сильный, вам легче – мне, извините, не хватает многого, вчера, к примеру, мне не хватало дождя. А сегодня мне очень не хватает цветов. И новогодней елки.

Джокетто. Хорошо сказано. Понял, Инспектор?

Луболо. Не мне – тебе понять следует… не выпускай наружу приходящее изнутри – для поддержания бодрости моего духа это необязательно. Для меня будет праздником, если нас не станет одновременно, но тебя чуть пораньше – мне найдется чем занять эти благословенные секунды.

Джокетто. Я только хочу спасти твой гибнущий ум.