Вадим Шефнер - Собрание сочинений в 4 томах. Том 1. Стихотворения

...Торопясь под вокзальные своды,
За перилами, вровень со мной,
Молодые идут пешеходы
По утоптанной тверди земной.

Нет, не в минувшем счастье. Но видней
На склоне лет и на исходе сроков
Спасительная бедность давних дней,
Незамутненность жизненных истоков.

Не ночи вспоминаю — вечера,
Не поцелуи, а рукопожатья;
На девочке с соседнего двора
Заботливо заплатанное платье.

И никогда не будет мной забыт
Огромный дом, массив кирпичной плоти, —
Я помню цокот ломовых копыт
В таинственных тоннелях подворотен;

Гул примусов и неуют квартир,
Поленницы с осклизлыми дровами,
И пристальное вглядыванье в мир
Сквозь радужную призму упований.

Идем за надеждою вслед,
За древней скрипучей арбою...
А счастье не там, где нас нет,
А там, где мы рядом с тобою.

В судьбу к нам оно не влетит
Кичливой и пышной жар-птицей,
Но вплавлены в будничный быт
Его золотые частицы.

Тая всю явь, что мимо них текла,
Все отраженья давних поколений,
Как занавешенные зеркала,
Стоят фасады городских строений.

Когда-нибудь изобретут прибор:
Направив луч на здание любое —
На особняк, на крепость, на собор, —
Мы прошлое увидим пред собою.

Мы краску на стене за слоем слой
Начнем листать, чтобы смогли открыться
Присыпанные пеплом и золой
Империи забытые страницы.

Пройдут ряды повозок и телег,
Проскачет всадник, и промчатся сани,
Прохожие, прошедшие навек,
Проявятся на каменном экране.

Поверхности вокзалов и казарм
Сквозь муть натеков, паутину трещин —
Все то, о чем историк не сказал,
Покажут нам в обыденности вещей.

И каждый храм, больница и дворец
На голой кладке, за последним слоем,
Вещая и начало, и конец,
Нам явят всех, кто эти стены строил.

И пусть мы не услышим голосов —
Мы неизвестных каменщиков лица
Увидим средь строительных лесов —
И не забудем в пояс поклониться.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Скрывая все, что отражалось в ней,
И ни на чей не отвечая вызов,
Стена — немая плоскость из камней —
Стоит, как невключенный телевизор.

Голландский бедный мальчик
У грани пенных вод
Дрожит и горько плачет,
А с места не сойдет.

По щиколотку в тине
Стоит он день-деньской,
Промоину в плотине
Закрыв своей рукой.

Уже припухли гланды
И боль в его груди,
Но сгинут Нидерланды,
Лишь руку отведи.

Пробита будет дамба
Соленою волной —
Тогда аминь и амба
Всему, что за спиной.
. . . . . . . . . . . . . . . . .
Невесел на картине
Продрогший паренек;
Что он хрестоматией,
Ему и невдомек.

Он никого не учит,
Ничьих похвал не ждет,
Он этот частный случай
В закон не возведет.

С усталостью во взоре,
С надеждой и тоской
Он сдерживает море
Немеющей рукой.

Не застраивай лётного поля,
Хоть пустынно и голо оно.
Не застраивай лётного поля —
Ведь другого не будет дано.

Пусть жалеет, сочувствует кто-то,
Пусть другим твоя бедность смешна,
Но тебе для разгона, для взлета
Только ровная местность нужна.

Никто не скажет, почему во сне
Вдруг возникали рощи и обрывы
И давний враг, как друг, пришел ко мне,
И был я то несчастным, то счастливым.

И мой двойник со мною говорил,
Подсказывал таинственные числа
И вел меня мостами без перил
Над безднами — без умысла и смысла.

Был так обычно-необычен сон,
А мудрый опыт шлялся в самоволке,
И сам в себе был разум отражен,
Как в зеркале, разбитом на осколки.

Скажи, кому она нужна,
Зачем в пустынном месте
Стоит кирпичная стена —
Ей лет, наверно, двести?

Здесь рядом жили в двух домах
Два добрые соседа,
А что таилось в их умах —
О том никто не ведал.

В те незапамятные дни
На них нашла хвороба:
Влюбились в девушку они,
В одну и ту же — оба.

Она ходила в их дома,
Она хвостом вертела,
Она не знала и сама,
Кого в мужья хотела.

Скрыть друг от друга не могли
Друзья свою досаду,
И меж собою возвели
Враждебную преграду.

А дева ветреной была —
Пойми красоток этих, —
Двоих вкруг пальца обвела,
А приглянулся третий.

...Капелью капают года,
Дымит огонь в камине,
Ушла любовь невесть куда,
И дружбы нет в помине.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
И тот забыт, и тот зарыт,
И нет домов их боле.
Кирпичный памятник обид
Стоит в пустынном поле.

От этих двух, чьи имена
Взяла навек могила,
Осталась лишь одна стена,
Что их разъединила.

Дела былые — тлен и прах,
Но у ограды все же
О собственных своих делах
Задумайся, прохожий.

Дождь шумит, как дальний поезд,
Дождь летит на всех парах,
Он старается на совесть,
Он идет во всех мирах.

Над могильными холмами,
Над причалами в порту,
Над родильными домами,
Над фиалками в цвету —

Всюду он, — и не укрыться,
Не податься никуда;
Города дрожат, как птицы,
Выпавшие из гнезда.

Он струится спозаранок,
Он навеки и везде.
Вся планета — полустанок,
Заблудившийся в дожде.

Человек живет бегом,
На ходу жует,
Он века берет в обгон,
На педали жмет.

Он спешит, подлунный царь,
К новым чудесам, —
А земля творит, как встарь,
По своим часам.

Среди осени весна
Не идет на луг,
И не силится сосна
Обогнать подруг.

Царь земли бежит бегом —
Зверем на ловца, —
А природа-то кругом
Ухмыляется.

Есть запахи воспоминаний
О том, чего нам не вернуть.
Но нет у них слов и названий —
Одна бессловесная суть.

Вдруг на повороте тропинки
Иль где-то средь каменных стен
Нахлынувшие невидимки
Берут нас в невидимый плен.

И вот от дыханья акаций,
От розы иль от лебеды
Таинственных ассоциаций
В душе возникают ряды.