Вадим Шефнер - Собрание сочинений в 4 томах. Том 1. Стихотворения

Люблю тебя не без причины,
Эпоха, в которой живу:
Ты с мифов срываешь личины,
Не веря в седую молву.

Но венская выдумка эта
Вела к обличению зла, —
Она мудрецам и поэтам
Тревожным сигналом была.

И, как бы навек отраженный
Системой волшебных зеркал,
Развенчанный, но не сраженный
Нам Зависти облик предстал.

Пусть небыль о мертвом Сальери
Скорей порастает быльем —
Живут еще в мире сальери,
Живых мы, живых узнаем!

Ослепший воин в рыцарской броне
На минном поле повстречался мне.
Он шел, лица забралом не прикрыв,
Был шаг его неровный тороплив.

Я закричал:
«Неладно ты идешь:
Оступишься — костей не соберешь!
Зачем стремиться к цели напрямки,
Спокойному расчету вопреки?
Иди за мною — вот моя рука,
Ты здесь погибнешь без проводника!»

А он в ответ:
«В глазах моих темно,
Но верю в Солнце — выручит оно:
В меня объявшей горестной ночи
Я чувствую порой его лучи.
Свою тропинку для себя тори —
Я Солнце взял себе в поводыри!»

И он ушел, меня опередив.
Я ждал: вот-вот недальний грохнет взрыв,
Но час прошел, и час другой прошел —
Над минным полем лишь гуденье пчел.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Идя к спасительному рубежу,
Я под ноги внимательно гляжу.

Молчит земля, и небеса молчат,
Из почвы травы дикие торчат,
Чуть видные неровности меж них —
Как бугорочки в книгах для слепых.

Я Осторожность взял в поводыри,
Но черные летят нетопыри,
Крадется к сердцу холод земляной,
И Солнце гаснет за моей спиной.
Чтоб поле перейти до темноты,
Мне не хватило мудрой слепоты.

Когда пытаюсь в давнее вглядеться,
Ни в чем не вижу чьей-нибудь вины.
Коротенькими радостями детства
Невзгоды в темноту оттеснены.

Забыты огорченья и леченья,
Не помню ни врагов, ни синяков,
А помню я подарки, и печенье,
И праздники белее облаков,

И мирный скрип шершавого паркета,
И самовар, журчащий, как ручей,
И елку, где дрожат комочки света
На пальцах стеариновых свечей.

Любовь минувших лет, сигнал из ниоткуда,
Песчинка, спящая на океанском дне,
Луч радуги в зеркальной западне...
Любовь ушедших дней, несбывшееся чудо,
Нечасто вспоминаешься ты мне.
Прерывистой морзянкою капели
Порой напомнишь об ином апреле,
Порою в чьей-то промелькнешь строке...
Ты где-то там, на дальнем, смутном плане,
Но ты еще мне снишься временами —
Снежинка, пролетевшая сквозь пламя
И тихо тающая на щеке.

Много верст у меня за спиною,
Много радостей, бед и тревог.
Кое-что было понято мною,
Но чего-то понять я не смог.

Есть в печалях былых и отрадах
На минувшие тайны ответ, —
Но и сам я собой не разгадан,
И ключей к мирозданию нет.

Я, как брата, весь мир обнимаю,
Все обиды прощаю ему, —
Но и в нем я не все понимаю,
И, быть может, вовек не пойму.

До сих пор — как во сне или в детстве —
Жизнь в единое не сведена,
И в цепочке причин и последствий
Не сомкнуть основного звена.

О, рассвет после ночи бессонной,
И трава в оловянной росе,
И шлагбаум, как нож, занесенный
Над шершавою шеей шоссе!..

Мы шагаем — и головы клоним,
И знобит нас, и тянет ко сну.
В дачном поезде, в мирном вагоне
Лейтенант нас привез на войну.

Нам исход этой битвы неведом,
Неприятель все рвется вперед.
Мой товарищ не встретит Победу,
Он за Родину завтра умрет.

...Я старею, живу в настоящем,
Я неспешно к закату иду, —
Так зачем же мне снится все чаще,
Будто я — в сорок первом году?

Будто снова я молод, как прежде,
И друзья мои ходят в живых,
И еще не венки, а надежды
Возлагает Отчизна на них...

Там, на фото размером с открытку,
Госпитальный виднеется сад;
Пациенты — шинели внакидку —
У забора махоркой дымят.

А земля еще в снежных заплатах,
Но уже наступает весна,
Санитарочки в белых халатах,
Улыбаясь, стоят у окна.

И в беседке сидит на перилах
Мой товарищ с заплечным мешком,
В том саду, где мгновенье застыло,
Как у пропасти — перед прыжком.

Бывало, мне страшное снится,
Но я пробуждаюсь в ночи —
И рушатся сны-небылицы,
Громоздкие, как кирпичи.

И няня, склонясь над кроваткой,
Спокойные шепчет слова,
И, если все выразить кратко,
Родная планета — жива.

А после за мною глядела
Суровая няня — судьба;
Война меня в хаки одела,
Блокада взяла на хлеба.

Во сне не увидеть такого,
Что я повидал наяву,
И все-таки — пусть бестолково —
Доныне я в мире живу.

Всю книгу земных сновидений
Запомнив почти наизусть,
Я страшных боюсь пробуждений,
Я страшного сна не боюсь.

Утром
садясь в электричку на новом просторном вокзале,
на мгновение вижу
старый вокзал, где паутинами копоть
свисает с усталых железных конструкций;
поезд,
измученный дальним пространством,
прибыл под темные своды;
из облезлых вагонов,
где пробоины в крышах залатаны ржавою жестью,
все уже вышли,
слившись с толпой ожидавших;
паровоз серии «Н» сокрушенно вздыхает,
состав отводя на запасный.
Девушка с бедным букетом
одна стоит на перроне, не дождавшись кого-то,
угля частицы,
как черная изморозь, ложатся на платье в аккуратных заплатах...

Утром,
садясь в электричку,
перед тем как уткнуться в дорожное чтиво,
вижу в окно черный перрон опустевший;
там одиноко, в беспомощном ожиданье
девушка смотрит в туман;
перед ней, словно холм надмогильный,
тянется вдаль железнодорожная насыпь.

Спасибо, фотограф газетный,
Тебе доверяю вполне!
О днях и событьях бессмертных
Напомнил ты смертному мне.

Я вспомнил иные рассветы,
Я заново как бы возник;
Ведь суть фотографии — это
На вечность помноженный миг.