Вадим Шефнер - Собрание сочинений в 4 томах. Том 1. Стихотворения

Желал добра — но что он сделать мог?

Однажды к перекрестку двух дорог,
Где степь кругом пуста и широка,
Он саженец принес издалека.
Вонзая заступ в жирный чернозем,
Он яму рыл — и думал о своем:

«Не вечен я. В каком-нибудь году
С физического плана я уйду,
Но дерево, посаженное мной,
Останется — и каждою весной,
Возобновясь по воле естества,
Шуметь здесь будет юная листва;
Здесь в знойные, безоблачные дни
Рад будет путник отдохнуть в тени...
Примите ж, люди, мой посильный дар,
Будь я богаче, я б вам больше дал...»

Вдруг звякнула лопата о металл.

Был человек тем звуком поражен,
Над черной ямой наклонился он
И с изумленьем из земли извлек
Окованный железом сундучок.

Клад этот, видно, пролежал века —
И нижняя прогнившая доска
Отпала сразу... Вырвался на свет
Поток колец и золотых монет.
И тех граненых маленьких камней,
Что золота и платины ценней,

«О, диво! О, удача из удач! —
Воскликнул новоявленный богач. —
Предвижу я, какой мне с этих пор
Для добрых дел откроется простор!»

Все ценности, лежащие у ног,
Упрятал он в дорожный свой мешок
И, сгорбившись под ношей дорогой,
Благословляя жребий свой благой,
Пошел домой, исполнен новых сил.

Но дерево он посадить забыл.

Мы знаем, чем мостят дорогу в ад,
А наш добряк был волей слабоват.
Удача навалилась, как медведь, —
Не так-то просто золотом владеть.
Сей благородный солнечный металл
Владельца быстро перевоспитал,
И светлые порывы прежних лет
Затмились в блеске желтеньких монет.
(Хоть не ржавеют эти кругляши,
Но могут вызвать ржавчину души.)

Земных соблазнов он не превозмог,
Поселок скромный стал ему немил —
Он место обитания сменил,
Возвел высокий каменный чертог,
Завел себе низкопоклонных слуг,
Друзей дешевых, дорогих подруг.

Пиры, увеселенья — без конца...
Но днем и ночью у его дворца
Стояли два наемных молодца
И нищих отгоняли от крыльца.

К чужим печалям стал и слеп, и глух
Фортуной изнасилованный дух,
И ползал он среди житейских благ,
Как в мясе заблудившийся червяк.

Лишь иногда, глухой тоской тесним,
В толпе гостей бездонно одинок,
Он вспоминал: забыто что-то им.
Но что забыто — вспомнить он не мог.

Затем в чередованье праздных лет
Зловещий обозначился просвет.

Внезапно золотой запас иссяк,
Жилище отобрали за долги, —
Побрел искать пристанища босяк...
Ни друга, ни подруги, ни слуги.

И вот от пиршественного стола
Нужда его в лачугу загнала,
А там болезнь швырнула на кровать —
Теперь, дружок, извольте умирать.

И ощутил он, погружаясь в бред,
Что он идет пустыней много лет;
Нависло солнце над пустыней той
Гигантскою монетой золотой.

Шептал изнемогающий старик:

«Я в огненной ловушке, взаперти, —
Мне нужно тень зеленую найти,
Чтоб от лучей укрыться хоть на миг,
А нет листвы — хотя б древесный сук,
Чтобы в петле избавиться от мук!..»

В пустой пустыне он пустился в бег,
Надеясь, веря из последних сил...

Вот тут-то и припомнил человек,
Что дерево он посадить забыл.

Твой супруг не бедняк и не скаред,
Только лучше б вам быть победней:
Драгоценности женщину старят,
Если слишком их много на ней.

Твой ухоженный дом тебе скучен,
Неуютно на свете тебе,
И от этих бирюлек блескучих
Светлых отсветов нет на судьбе.

Но безденежье — тоже несладко;
Радость ходит тропой золотой
Между жирным излишним достатком
И пропойною злой нищетой.

Между царствами «Густо» и «Пусто»
Есть долина в весеннем цвету...
Серединность опасна искусству
И спасительна в частном быту.

Опять творится непонятное:
Туман — бесшумнее совы —
Наплывами, волнами, пятнами
На берег движется с Невы,

И фонари немыми вехами
Торчат из тихой седины,
И все автобусы уехали,
И все мосты разведены,

И мчится Всадник с поручением
Ко мне — сквозь дымные столбы —
Вручая город на прочтение,
Как книгу тайны и судьбы.

Я в аду продолжал бы писать стихи,
Если б знал я, что их прочтут;
Но в раю я бы бросил писал стихи,
Если б знал, что их не прочтут.

В черепной твоей коробке
Вьются памятные тропки,
Все, кого ты в жизни встретил,
Держат путь по тропкам этим.

Нет иных давно в помине —
Но они с тобой поныне;
С теми в ссоре ты давнишней —
Но они в тираж не вышли.

Будь же сам к себе построже
И добрее к прочим людям, —
Ведь и ты шагаешь тоже
По тропинкам чьих-то судеб.

Есть люди намерений выспренных,
Надменно-тщеславных решений —
Сдающиеся без выстрела,
Когда наступает сражение.

А есть ни к чему не готовые
По выправке и по речи,
Не бравые и не суровые —
До первой с опасностью встречи.

На вид очень мирные парни,
Но ими и держатся армии,
Но в них и живет настоящая
Решимость, в беде приходящая.

Минувшего никто не украдет,
Но на исходе лет уйдут волненья,
Озера памяти покроет лед
Полупрощенья и полузабвенья.

Все, что под ним колышется на дне,
Подернется полупрозрачной тайной, —
И, отражаясь в ледяной броне,
Предстанут звезды с ясностью прощальной.

Швейцар — великий Царь Дверей
Застыл у входа в зал.
«Впусти, старинушка, скорей,
Хочу поднять бокал».

Он наставительно в ответ:
«Зал, видишь, не пустой.
Местов свободных, видишь, нет, —
Повремени, постой».

Что ж, указание дано —
Помедлю, погожу...
Я сквозь зеркальное окно
На пир чужой гляжу.

Мне лица хорошо видны —
Себя я вижу в них,
И все грустней — со стороны —
Веселие других.

Пойду-ка я в свое жилье,
Да заварю я чай...
Я все отпраздновал свое,
Прощай, старик, прощай!

Медицинская сестренка
Симпатичной красоты,
Помесь ангела с чертенком,
Где владычествуешь ты?