Александр Димитриев - Покаяние

Всем перепачканным золой
есть смысл обратиться к фее,
чтоб бал увидеть неземной,
который сказку им навеет.
Чтоб, покидая этот бал,
оставить туфельку случайно,
и чтобы принц вернуться звал
при всех открыто, а не тайно.
Дай Бог золу им смыть с лица,
и тыкву превратить в карету,
и кавалера-молодца,
и туфельку по трафарету —
была бы впору, – заказать
у той же феи расчудесной,
но только принц не за глаза —
за обувь выберет их. Тесной
она окажется для них!
А ведь не это нас тревожит:
кто ты, придуманный жених,
кто выбрал так судьбу? —
И всё же…
Не говори, что невозможен
такой же выбор для двоих!

Моё тело отвыкло от дрожи,
я забыл, что родился поэтом.
Стать бы мне хоть немного моложе!
Только дело, конечно, не в этом.

Мне претит равнодушно молиться,
я устал от нелепости мнений.
Снова вижу помятые лица,
слышу вновь о десятках сомнений.

Я хочу разговаривать с вами,
я хочу выражать свои мысли,
я желал бы владеть головами
в самом скромном, практическом смысле.

Разобраться меж правдой и ложью:
там, где юность покинула души,
зрелость катится по бездорожью,
чтобы в старости мудрость разрушить?

Я мечтал бы повторно влюбиться —
как впервые, но чтобы навеки!
А придётся навеки забыться —
то уйти при родном человеке…

А сейчас ощути, что я рядом, —
стоит только коснуться рукою,
стоит только нам встретиться взглядом, —
оцени, что возможно такое…

И тогда ты, возможно, осудишь,
а, быть может, тогда ты оценишь
из десятков моих предрассудков
единицы, достигшие цели…

О это как зубная боль,
спать не дающая средь ночи!..
С ней ни писать не соизволь,
ни думать: можешь, но не хочешь!

Интимно чувство бытия:
свои рецепторы пугливы —
не отключить, не сбить, – и я
их ощущаю до отлива
подлюги-боли без лекарств,
в которые давно не верю,
зато я знаю тайны царств,
что отвлекают злобу зверя.

Я в этих царствах сам живу,
не замечать стараясь боли,
и потому – вновь на плаву,
а может, просто в новой роли…

Не повышай свой голос сгоряча,
и нервничать по пустякам не надо.
Я вижу, как горит в тебе свеча,
но гаснет одинокая лампада.

Ты в свои руки не бери бразды
правления: они рождают ветер,
который гасит всё. Лишь свет звезды
добавь к свече и пусть мир станет светел.

Я снова ощущаю прошлый день
в плену объятий сонных и неспешных.
И суета, и быта дребедень
вдруг разбиваются в потёмках нежных.

Я благодарен сказке наяву
за то, что в ней всё было не напрасно,
за то, что я прошедшим днём живу,
пока ещё в сомнениях неясных.

Ты сумрак занавешенный сожги
и прогони его из этих комнат,
ведь не забыты встречные шаги,
и пусть они нас, приземлённых, вспомнят.

Я всё-таки был искренен с тобой,
и ты была: так просто на досуге
мы оба не могли б наперебой
шептать взахлёб, что скрыто друг о друге.

Словами, презирающими лесть,
на высоте безудержного пыла,
сказать о том, что всё-таки мы есть,
а то, что было – мало ли, что было…

Не повышай же голос сгоряча,
не принимай гневливость за отраду.
Я знаю, что горит в тебе свеча,
так не туши в себе свою лампаду…

Какие же странные эти бесстрашные люди!
Преступной халатностью с пят до макушек полны,
они наплевательски ждут, что у них не убудет,
и что не пройдут они грозной тропою войны.

Бесстрашие глупо и следа в нём нет героизма,
гордятся которым другие в сраженьях с врагом.
И жалкою пылью становится их лжехаризма,
когда равнодушно их топчет болезнь сапогом.

В первых строчках ты будто бы ищешь
содержание, суть или смысл.
Посещаю их на пепелище,
где пожаром прошлась твоя мысль.

Ты, читая, мечтаешь о чуде,
непрочитанность строк пригубя.
У меня ничего не убудет,
не прибавится лишь у тебя.

Дождь. Фонарь. И по яркому следу
ртутью живо стекает вода.
Встану рядом. Вперёд не поеду
в темноту, где гудят провода.

Не узнаю и множества сплетен
от сплетений окрестных дорог.
К цели путь был довольно конкретен,
только мрак его план уволок.

Навигатор забыт, так что где я,
знает только продрогшая ночь.
Но проснётся сироткой идея,
что не худо себе и помочь.

Здесь уснуть или всё же оставить
этот радостный свет фонарей,
и – во тьму, чтобы с ней не лукавить,
но – вперёд по дороге скорей?

В жизни путь нам важней или ясность,
выбираем дорогу иль свет?
Ведь всегда существует опасность,
что программного выбора нет…

Лидеры мира у вечного града во чреве,
не приглашая в свидетели нас – ни тебя, ни меня,
кинули деньги в фонтан – в изумительный Треви,
чтоб, к изумлению, жизнь на Земле поменять.

Но разрушается дом, что стоит на домкрате,
разъединяются семьи с приходом беды.
Веруют люди в главнейшую из демократий —
в культ золотого тельца и в достаток еды.

Редкая, впрочем, семья, чтоб была без урода,
если уродов во власти не брать на учёт.
Злится, бушуя над нами, царица-природа,
но за её катаклизм меч голов не сечёт.

Чайка свирепо клюёт голубиное тело,
тело родное, в котором и кровь словно мёд.
Если бы Русь мирового господства хотела…
Мир остальной эту притчу никак не поймёт.

Климат и вирус считая всеобщей причиной,
не перестав, между тем, воду в ступе толочь,
пусть разойдутся привычно и чопорно-чинно
не изменившие мира, бегущего в ночь.

Заставлю себя не писать бесполезные строки,
заставлю себя целомудренно спать по ночам,
учить перед сном за внучат прописные уроки,
заняться собой и пойти, наконец, по врачам.

Вернуть бы друзей всех, которых ещё не оставил,
желавших, чтоб я, как казалось им, правильно жил,
принудить судьбу возвратить, против всяческих правил,
карьеры ступени и пройденных лет этажи.