Дмитрий Гавриленко - Свеча в зеркалах. Избранные стихи

Осень в столице – дерзкая дева,
А не девственница-целина.
В непогоду случайно разделась
И осталась голой одна.
Осень в Москве презирает счастливых,
Уберёгших мужей от измен.
Где гармонии переливы?
Соглядатай-мобильник взамен.

То изморось, то изморозь,
И осень, и зима,
Да каруселит сызнова
Ночная полутьма.
И не поймёшь: то весело,
То грустно и смешно.
Везде сплошное месиво
И бодрствует оно.
Ночного клуба зарево
Рекламное, зовёт.
Там столько разбазарено,
Что вспыхнет всё вот-вот.
И тоже вперемешку всё:
И водка, и вино.
Иди туда, не мешкая,
Пока в душе темно.
Лекарство есть от холода,
От липкой тишины.
Там тех найдёшь, кто молоды,
В объятиях весны.

Жеребец и кобыла играли
Ясным днём посредине села
На глазах расфуфыренной крали
Разодетой… почти догола.
Жеребец был настойчив и молод,
И кобыла была молодой,
А копыто в игре – это молот,
Грудь была наковальней литой.
Их не мучили страсти-мордасти,
А учили, пройдя стороной,
Испугавшись её белой масти,
Испугавшись его вороной.
Стройной крале топорщили шорты
Распростертые бедра её.
Для кого же они распростёрты?
Утолят нетерпение чьё?
Яркой крале топорщили майку
Нестесняющиеся соски.
Для кого грудь журчит, угадай-ка?
Где исток у молочной реки?
Полуголое гибкое тело —
Для души словно громоотвод —
С любопытством украдкой глядело
Жеребцу под могучий живот.

А рога и остры, и красивы —
Небодлива, смиренна она.
Все красивые неагрессивны,
Не черны – только кожа черна.
На лугу ранним летом – раздолье:
И трава, и цветы для коров,
Словно тихий волшебник застолье
Приготовил рассветной порой.
Но, бывает, инстинкт потревожит
Здесь Рыжуху какую-нибудь,
И пастись она больше не может,
И на землю не может взглянуть.
Лишь стоит, и мычит, и мотает
Головастой своей головой.
Всё как будто о ком-то мечтает
Над росистой, над сочной травой.
Тут выходит Чернушка из тени.
На дыбы – и легла на неё,
На мечтающую средь растений,
У которой спина, как жнивьё.
Из ближайшего леса полянка,
Как ребёнок, подсмотрит тайком.
Утешительница-лесбиянка,
А пастух её кличет быком.

Я получил твоё письмо
Спокойное, чуть-чуть ревнивое,
Украшенное той тесьмой,
В которой нечто есть ленивое,
Интимное, как твой халат.
О лик, о крик воспоминания!
Тесьма украсила разлад
Травой забвения сознания
И воскрешением услад.
В чём не права и в чём права
Провидица моя, пророчица?
Молчат, как твердый знак, слова,
Пока понять их не захочется,
Расшевелить, распоясать
И раскусить построчно хитрости.
Как тигр, листок твой полосат,
Читать его – что тигра вытрясти,
Заднеязычный звук украсть.
Дотошно кровь чернил исследуя,
Опять испытываю страсть,
Как будто на свиданье еду я
И задыхаюсь опоздать.
Передо мной – подобье волоса,
За ним – лукавый легкий взгляд,
Как будто очертанья голоса
Твои ресницы шевелят.
Как перед утренней дорогою
На шпалах сумрачных стою,
Не мокрый рельс рукою трогаю,
А строчку ровную твою.

С Новым годом и та, что нежней
(Светлым, странным, суровым,
Ветхим, вечным – и все-таки новым)
Всех на свете под белым покровом
(Ельным, стельным, изрядно похмельным,
Едким в шутках и метким в словах) —
Ты возникла мазком акварельным
И пропитана духом постельным,
А его так легко целовать.

Поезд снова, как щепку, несёт
Беспокойное длинное тело,
А душе в долгий путь не хотелось —
Не душою решается всё.
Тело смотрит красотке под юбку.
Плюй, дорога, метелью в стекло;
Здесь душе и тепло, и светло,
Словно спряталась в чёрную шубку.

Предо мной – весь Арбат. Весь не старый, лишь только седой,
Он завален вещами, картинами, но не едой.
Здесь отрадно стоять да смотреть, никуда не спеша,
Эта улица – дом для души, а душа хороша,
Раскрасавица-душка, каких поискать! Не греши,
Не дыши – ведь не зря красота поселилась в тиши.
Зорко смотрит, но что упустил постовой?
Молодую любовь, отражённую на мостовой,
На булыжнике. Светится свежая надпись на нём:
Я люблю тебя, Даша, и скоро мы будем вдвоём.
Как хотел бы я так не писать – лишь подумать о Ней!
Есть ли что твердокаменней в мире и есть ли нежней?
Эту тайну двоих, многолюдный Арбат, сохрани,
Как гранит, и в погожие, и в непогожие дни.
Ты на всех языках приобрёл богатырскую стать.
Люди топчут любовь и не могут её растоптать.

Я стою на Садовом кольце,
Маяковский торчит подо мною.
Крик застыл на железном лице,
Породнивший его с сатаною.
А вокруг – многоцветье огней,
Рождество наступает Христово.
Я хочу всё сильней и сильней
Человечьего счастья простого.
Вот родиться твоей бы любви
В день рождения вышнего чуда;
Шею нежную нежно обвить,
Появившись к тебе ниоткуда.
Ты прости за неловкость меня
В день рождения радости дивной.
Я готов на тебя поменять
Век компьютерный и реактивный.
Я люблю, и любовь из души
Улететь в твою душу готова,
Будто вновь народилась в тиши
В день рожденья Христова.

Не котёнка ты нянчишь – мобильник,