Юрий Бердников - Красивей не было и нет. Русские женские имена. Азбука любви. Книга первая

За партой дружба и вражда
переплелись, как судеб нити,
мелькают в кадре дни, года,
девчонок появилась свита,
мальчишеских не стало драк,
всё в окруженье изменилось,
лишь он один слепой, дурак! —

тебе семнадцать, ты – влюбилась…

Я обозвал тебя болонкой,
весь день катались по бетонке,
гадали, в чём взаимосвязь
времён, когда закат погас…

Ночных дорог забыв зигзаги,
давно я свой в ареопаге,
а жизнь сметает в общий сор
победы наши и позор.

Средь ветрениц встречаешь и таких,
кто близок к романтичным идеалам,
и дело-то совсем за малым —
узреть богинь в проказницах смешных!

Ну, это просто: появилась пери —
вмиг в коридорах затихает гул
и открываются всех комнат двери,
как будто кто-то здание встряхнул.

Вода стекает из лотка,
времён вращая жернова.
Свершает колесо виток…
Вдруг ближе к полночи звонок.
Соседка снизу? – чёрта с два!
Ко мне Мартынова сама,
хватило ж у неё ума…

Я ошарашен, но слегка.

Когда-то рядышком порхала —
меня провúденье спасло.
Скучая в рамках ареала,
влюбилась в Алекса назло.

Мой бедный друг! Там было всё:
походы в лес и мини-платье,
из шёлка тонкого бельё…
и непорочное зачатье.

Азарт – и пылкая стыдливость,
эмоций всплески в пику чувствам,
ведь вывести из равновесья —
не в том ли цель её искусства?

Взывает к сердцу справедливость:
смотри же, блеск как хороша!
– Пусть поскучает в поднебесье,
рисуя планы мятежа.

Когда раздор в расстроенных умах
и быть постыдно на вторых ролях,
в округе сброд и поколенье Next —
так хочется сменить контекст.

Под Юхновым река, там ты нежнее.
Уедем на века, кто пожалеет?
Вернёмся – двор арбатский стал милее,
и даже снег покажется белее.

Рожденье истины из спора?
Мы собирались на Памир,
но музам и себе на горе
в гордыне я не уступил —
ушла немедля, по-английски,
избыток чувства на распыл…

что ж, встретимся в горах согдийских:
Москва – огромна, тесен мир.

Один иду с утра на водопад —
мне надоели жуть как выкрутасы,
интриги пылкие нисколько не смутят,
глушь тем и хороша:
комфорт не тот для пассий.
Сказал, солгав, что дважды был женат,
а у неё и тени нет тревоги,
горит желаньем юным покорять,
не знает как – я слишком быстроногий.

Напела мне тихонько ариозо,
услышав вдалеке раскаты гроз,
и вновь ушла в свои девичьи грёзы:
так скучно здесь – кругом официоз.

Внеся в собрание посильный взнос,
из роскоши помпезных зданий
сбежим с тобой без лишних колебаний
в луга под Рузой, где идёт покос…

В сухие справки не смотри,
в прозрачности осенней леса
открытья черпай – изнутри
понятнее дождей завеса…

А солнце над тобой – как нимб,
с сиянием вот-вот сольёшься,
пусть твой уход необъясним,
вдруг на прощанье улыбнёшься?

Сплю на ходу, ем на бегу —
я жить так больше не могу,
хочу покоя, тишины
и домотканые штаны,
чтоб летние сияли дни
и не таил никто здесь зла,
хочу, чтоб юная жена
ждала, читая у окна…
чтоб лошадь у меня была!

К обеду созывает гонг.
На стол поставлено вино.
И так ли это, что шезлонг —
недостающее звено?

Опять в дверях! Что привело?
Впрямь, как у Пушкина Аглая.
Ну чем не ведьма чумовая,
лишь позабыла ремесло.

Соплячка! – злится пьяный дед,
дымя на кухне самокруткой.
Ему досталось… Через сутки
чуть подобреет сердцеед.

А что касается Сюзанны —
девчонка редкий шалопай:
душ принимаешь в общей ванной? —
дверь на щеколду закрывай!

Средь подопечных выделяет рост,
и можно увидать за милю,
кто здесь хозяйка, а кто – гость,
когда идут вдвоём к автомобилю.

Приезжему сложней вдвойне:
интрижки мелкой нет, не то чтобы романа,
но как он объяснит жене,
что с ним на снимке вовсе не путана?

Уже в метро очаровала,
открытый вырез, пышный бюст…
и что-то на ухо шептала —
жар обжигал девичьих уст.

«Охотный ряд» – потом звучало
не раз… но было недосуг,
а в сердце всё-таки запала —
всех прежних позабыл подруг.

Игра на деньги, как известно, грех,
а для крупье – работа как работа,
попутчица весёлая в купе
мне раскрывает тонкости охоты.

Ах, милая! Всё в жизни точно так:
азарт, расчёты, вера в провиденье —
и попадается на удочку простак,
как я сейчас – надеясь на везенье.

Мне представлялась серой мышкой,
невзрачной барышней в очках,
а на поверку вон что вышло —
толпа поклонников в дверях.