Нина Русанова - Девочка, ты где? НЕдетские рассказы – 2. Стихи

А она и не вьёт вовсе. Разве что чуть-чуть совсем… повила . Но больше уже не вьёт, точно не вьёт – добровольно пишет.

Катя знает, что учиться ей всё равно нужно.

Просто она очень любит гоголь-моголь.

Мама сказала, что «нечего», что Катя и так, и без гоголя-моголя – «без баловства!» – может и должна заниматься.

И бабушке готовить для внучки французские (да французские ли? 6 6 Слово «гоголь-моголь» произошло, возможно, от английского hoog-mug (hoogle-mugger), польского kugel-mogel или немецкого Kuddelmudel («мешанина»). Существует легенда о канторе из Могилёва («Могиля») по фамилии Гогель, потерявшем голос и придумавшем рецепт, чтобы вылечить горло. ), равно как и любые другие десертные изыски – в особенности перед уроками! – строго-настрого запретила.

Ну а Катя что?..

А Катя – делала уроки. Училась. Занималась. Да она и так занималась бы…

Вот она и занималась. Подумаешь… в самом-то деле.

И без гоголя-моголя бабушка выучила Катю писать, и писала Катя – лучше всех в классе!

Учительница Галина Сергеевна даже вызывала Катю к доске, чтобы та в специально отведённом для этого месте (в разлинованном левом нижнем углу её), писала новые буквы – для всего класса. Чтобы все видели, как надо .

И так – каждый день!

Катя очень этим гордилась. И когда учительница однажды спросила, кто же это научил Катю так хорошо, так красиво писать, она ответила, что это бабушка, потому что она, Катина бабушка, – тоже учительница. На весь класс сказала – громко. Чтобы все слышали и все знали, какая у Кати бабушка и как Кате с ней повезло.

Но вот что интересно.

С тех самых пор, с того самого первого класса — мастер- класса! – бабушкиного – потому что бабушка, конечно же, была Мастером — мастером своего дела и большой мастерицей во всех других делах, за какое бы ни взялась! – Катя так и не ела гоголя-моголя.

Вот так и не ела. С тех самых пор. Причём ни разу. Ни одного. А уж сырые яйца она и вовсе – на дух, как говорится, не переносила. И не переносит.

А про не сырые почему-то думает, что часто их есть вредно, что в них, а точнее в их желтках, – один холестерин. Чистый. Ну то есть голый. Нет, она знает, конечно, что есть их можно и даже нужно, но нечасто – один-два раза в неделю, не более.

Но вот как раз эти-то самые «один-два раза в неделю» Катя и забывает их есть. А когда вспоминает, что нужно , – то почему-то в этот самый день ей яиц… ну совершенно не хочется. Ну вот почему-то. И поэтому она не ест их вовсе.

А теперь учёные говорят, то есть пишут, что никакие они, яички эти, не вредные и что весь холестерин, какой в них есть (или даже не холестерин он, а холестер ол ?), – полезный. Самый что ни на есть.

А ещё пишут – что ещё в них есть… (уж что есть , то есть ! – есть так есть !) да чего уж там… Что в них содержится лецитин, необходимый для работы мозга .

Особенно детского .

Особенно в период роста . И – обучения .

Неужели бабушка уже тогда об этом знала?

Ах, гоголь-моголь, гоголь-моголь!.. Сдаётся автору, он и не то ещё мог бы… И не то ещё с мог бы он!

Ведь недаром же он – мог оль…

А уж как удивилась маленькая Катя – и даже рассмеялась! да прямо в голос! – впервые услышав имя великого русского писателя!

Ах, как она веселилась тогда! Какая замечательная – сладкая, весёлая! – вот уж действительно вкусная ! – оказалась у него фамилия!

«И как же, наверное, хорошо он пишет!..» – думала она, предвкушая.

Галину Сергеевну нельзя назвать писаной красавицей.

Катя в свои шесть лет (на самом деле неполные семь, но всё равно – рано пошла в школу), прекрасно это понимает.

Нет, она не очень красивая и не очень молодая уже, их первая учительница. Так Катя считает. Но… но до чего же она хорошая – их Галина Сергеевна! Добрая! Милая! Как не любить такую?

И Катя готова любить её – всей душой, всем сердцем! Да она – уже, уже её любит! Как же можно?! – свою учительницу! – первую! – единственную, неповторимую и ненаглядную! – не любить. Да Катя её – боготворит!

И она будет помнить и любить её всегда-всегда, всю жизнь, несмотря даже на то, что во втором классе к ним придёт Ольга Ивановна, а Галину Сергеевну Катя больше никогда – никогда-никогда в жизни! – не увидит… Но и Ольгу Ивановну она тоже будет любить – и тоже всей душой и всем сердцем… беззаветно!

А затем, в третьем, придёт Татьяна Витальевна, и её Катя тоже будет не то что любить – обожать! Просто так, ни за что! А также и за то, что однажды Татьяна Витальевна посреди урока бросит весь их класс и бегом отнесёт её, Катю, на руках в кабинет учителя труда, и там трудовик кусачками (!) перекусит и снимет с Катиного опухшего и побагровевшего безымянного пальца маленькое стальное колечко от занавески…

«Вот, полюбуйтесь, обручилась!» – скажет Татьяна Витальевна этому пожилому и жилистому очкастому дядьке в синем войлочном берете и в синем же сатиновом халате – трудовику, которого Катя почему-то побаивается… Скажет и улыбнётся… Отчего трудовик тоже улыбнётся, тут же перестав быть страшным, и окажется, что он тоже, как и Татьяна Витальевна, добрый, только виду не подаёт.

А потом, через много-много лет, Катя даже забудет, с кем это она тогда, в третьем классе, «обручилась»… Кажется, с Венькой Саниным… У них и дни рождения друг за другом, и он был в Катю влюблён, и всё смотрел, смотрел на неё со своей первой парты… так что Катю это стало даже уже немножечко раздражать, а потом стало раздражать очень, и она даже пожалела уже, что с ним обручилась.