Нина Русанова - Девочка, ты где? НЕдетские рассказы – 2. Стихи

У Кати сохранятся все фотографии их «Б» класса тех лет: третьего, второго и, конечно же, первого!

Самая первая фотография сохранится… На ней Галина Сергеевна в небесно-голубом – любимый Катин цвет! – пушистом и нежном… – конечно! ведь только такое и может быть надето на любимой учительнице! – мохеровом свитере… Зимой фотографировали…

Фото чёрно-белое, но для Кати оно всё равно что цветное… Таким навсегда и останется – цветным.

Милая, дорогая Галина Сергеевна… Она чуть наклонила голову… лицо в нежном обрамлении коротких и густых русых волос… – у неё не только имя, у неё даже и причёска какая-то такая… ласковая !.. – смотрит на Катю с крошечного портрета и тихо улыбается…

А вокруг Галины Сергеевны и ниже её – они, её цыплята, ученики первого «Б» класса. Маленькие и смешные. И Катя – смешнее всех – в самом низу.

И хорошо! И правильно! – потому что очень уж плохо она получилась: нелепый коричневый бант на голове (Катя в тот день забыла… или не знала?.. что форму надо было парадную надеть и бант повязать – белый), коротко подрубленная детсадовская чёлочка, прищуренные от яркого света лампы маленькие глазки и дурацкая узкогубая улыбка – чтобы не показывать зубов – там у Кати тёмные пломбы, и она стесняется улыбаться. Её сестра Таня скажет потом, что улыбочка эта Катина – ехидная, и придумает Кате очень обидное прозвище и будет над ней…

Ну и ладно. Главное – что Галина Сергеевна – словно Елена Прекрасная! (ах, даже жалко, что не Еленой зовут её!) – всё равно самая красивая, самая из всех лучшая, самая умная и самая добрая – на самом верху и в самом центре.

Но это всё будет потом, потом… а пока…

А пока – сентябрь. Ясное осеннее солнце освещает и согревает классную комнату. Оно даже слишком тёплое и слишком яркое для этого времени года. Окна – три огромных прямоугольника – абсолютно! – ослепительно белого света! Это там, снаружи, голубое небо и начинающие золотиться деревья… А здесь – только свет, свет, свет… И это тепло… Потом Катя узнает, что такая погода называется «бабье лето»… как-то не очень красиво… Или уже знает?.. уже слышала?.. А сейчас – так хорошо… И от этого хочется зажмуриться и улыбаться… И сидеть так долго-долго…

И слушать… слушать…

В классе тихо. Все что-то пишут…

Мальчики в синих форменных костюмчиках…

Девочки в коричневых платьях и чёрных фартуках… – но сейчас на ярком свету трудно цвета различить… Катя просто их знает… – с белыми воротничками… у кого они из шитья, у кого – кружевные…

Бантики, хвостики, косички…

И у всех-у всех девочек… и даже у вихрастых мальчишек… пушистые и золотые на просвет волосы… Все они склонили головы и пишут что-то в своих тоненьких тетрадках… И она, Катя, тоже что-то должна писать – в своей.

Галина Сергеевна идёт по проходу между партами, от тёмно-зелёной доски вглубь класса… И от этого – от того, что она вот так тихо идёт – высокая, стройная… в таком красивом и модном – в талию – нежно-розовом кримпленовом платье… От того, что оно так идёт ей… – её лицу, мягкой улыбке, добрым карим глазам, тихому голосу… её золотистым волосам – волнистым, аккуратно причёсанным… – всему её облику… И от того, что она вот так вот идёт – просто идёт – так хорошо на душе, так светло и спокойно…

Так же хорошо, как от этого почти летнего тепла, от чистого и яркого солнечного света, от голубого и прозрачного неба, проглядывающего сквозь кружево высоких и тонких плакучих берёз, медленно полощущих в воздухе тонкие длинные ветви с мелкими золотистыми листочками…

Галина Сергеевна доходит до последней парты и, огибая её, перемещается в другой проход между столами. Теперь она идёт обратно – к доске. И Катя видит её уже со спины.

Галина Сергеевна останавливается возле второй парты, как раз перед Катей, чуть наискосок через проход… (Катя сидит как раз за четвёртой) и что-то проверяет в тетради у Искандера Мухамеджанова… или у Димы Кутузова… Или у Риты Морсовой?.. Кажется, всё-таки это был Искандер…

Галина Сергеевна чуть наклоняется, и тут…

И тут Катя видит, что платье у неё поднялось, даже как-то задралось, – ткань, оказывается, слишком плотная, грубая, колом стоит, – и из-под платья… видно что-то белое и кружевное.

Нет, не комбинация, какие есть у мамы. А белые кружевные… панталоны. Они обтягивают Галины-Сергеевнины ноги в самом их верху.

Катя спохватывается и поспешно отводит взгляд от белого и кружевного. Но поздно.

Внезапная догадка, страшная истина осеняет её.

Так значит… Так что же это получается?.. И почему же она раньше?.. Как же так?!.. А раньше-то что же она?!.. Ужас какой…

Собственная логика убивает Катю, что называется, наповал. Не оставляя ни малейшего шанса на выживание.

Ведь раз панталоны надели , значит, их – и снимают !

Но… как же это возможно?! Ведь это же – Галина Сергеевна! – Катина учительница !! Её… идеал. Что-то прекрасное… вроде той необыкновенной куклы, какой у Кати никогда не было и не будет. Только во много раз лучше – ещё восхитительнее, ещё недосягаемее. Принцесса, добрая фея из сказки!

И тут – такое.

А раз панталоны снимают , то значит… и в туалет … х о д я т .

А иначе зачем же тогда снимали?!

Лучше об этом не думать. Не думать совсем. Никогда. Никогда! Навсегда!!

Но уже поздно.

А дальше – больше. И ещё хуже мысли. Ещё ужаснее.

Так значит… значит, и Брежнев… и Брежнев – т о ж е !!..

Катя представила себе Брежнева: вот идёт он, старенький… весь в орденах… по длинному коридору… И Катя почему-то представила себе не школьный коридор – тускло-зелёные стены, коричневый, цвета какао с молоком, «пластилиновый» линолеум, – а коридор их квартиры: светлые стены… янтарный паркет…

Вот идёт, значит, Брежнев – старенький, весь в орденах… И ордена золотятся и позвякивают на светло-сером кителе… Нет, не на кителе, а на светло-сером, как у Катиного дедушки, парадном пиджаке… (Катя знает разницу!) Это Катин дедушка так ходит по коридору, когда приезжает к ним в гости… Дедушка старенький, он воевал и был ранен, он ходит медленно… и его ордена… нет, у дедушки медали в основном… тихонько так, нежно так: звяк-звяк, дзинь-дзинь… – звенят-позвякивают…

И вот проходит дедушка-Брежнев по коридору, доходит до туалета, открывает дверь… Нет, сперва свет включает… Потом открывает дверь… Потом дверь закрывает…

Катя зажмурилась. Но даже и так – с зажмуренными глазами и закрытой дверью – она всё равно – в и д е л а .

Видела, видела!!

Как – Он! – Брежнев!! – сидит!! – весь в сиянии жёлтой электрической лампочки, весь в блеске своих золотых орденов!..

…на их домашнем толчке. Без штаноу (это Катина бабушка так говорит – «без штаноу»). Штаны внизу болтаются. И даже валяются уже. Спущены потому что. И вид у Брежнева при этом очень торжественный и немного глупый. Но сам он Катю не видит, он даже не подозревает о её, Катином, существовании – он как будто спит.