Наталья Метелица - Голые заплатки. Стихи

А разве взрослым важно
Количество зарубок
На самой тонкой коже,
Раздетой до стыда?..

У взрослых все расчеты:
Когда зарплата будет
И сколько нужно долга
Из слёз тех пораздать.

А тонкое – всё тоньше…
Уже и стыд не важен.
И шрамы просят воли —
Забыть себя вне тел.

И кто-то видел душу
Разменною бумажкой —
И даже расплатиться
Чужой душой посмел.

Зарплаты не хватало,
И люди говорили,
Что зверь теперь по праву
Им разрешает зло.

А рядом пробивался
Из самой душной пыли
Цветок – родному Солнцу
Отдать свое тепло.

День пустяков свершал
пустое завершенье.
Луна стекала кляксой на стекло.
ища себя по кругу – и теряя
последнее неловкое движенье,
в котором всё до круга доросло,
но вдруг – уже другая
необходима форма игроку,
с самим собой
в пустой душе
играя…
и заполняя ФОРМАМИ
тоску.

О Господи, позволь мне думать так,
что всё по глупости…
по глупости – и только…
а не нарочно выкрали иконку —
и надругались на моих глазах.

Но если всё по глупости, то где
тот день количества,
что качество изменит…
и будет утро переосмыслений
иных поступков этих же людей…

Ступеньки разошлись – кто… как… куда.
Замолкла птица на высокой ноте «где ты».
Никто не шел. Всё разнобой. Вражда.
И даже не хотелось в ней победы.

Кто говорил о вечном – бросил вмиг.
Кто ничего не обещал – спасает словом,
И хлебом, и объятьем парадигм
Всем невозможных форм из неземного.

Но есть еще!.. На этом свете свет
Живет отшельником, но приходя к любому,
Кто верит в чудеса, добро… И след
Настраивает голос нотой «помню».

«Пусто. Оглохла гостиная
От вековой тишины.
Стало невыносимо
Видеть себя со спины.

Где-то на запад – потеряно.
Где-то на юге – нашлось.
Где-то на север – посеяно.
А на востоке – срослось.

Встану лицом к желанному —
К должному встану спиной.
И заживу по-старому
Я с пустотой озорной.

Все в моем доме повы’носит.
Зябнут углы голышом.
Выгребет, вымоет, высосет.
Чисто. Но мертвый дом.

Нет паутинок танцующих,
Скрипа просыпанных крох.
Даже пылинок воркующих
Шепот любви занемог.

Вещи живут на мусорке.
Мир сиротою стал.
Нет ни стихов, ни музыки.
Голос немой одичал.

Тихо. Стерильно – до уксуса
В центре гортанных тисков.
Чище уже не получится
Вымыть себя от снов»… —

Так говорила соседка,
Похоронив всех трех.
Сыпля мимо тарелки
Жизни смеющихся крох…

Не можете служить Богу и маммоне.

Всё идет как взорванная схема.
Ночью – солнце,
днем —
по восемь лун,
Но светло же!..
Это нежный демон*
спит еще,
развратник и колдун.

Но черты становятся родными.
Дальше – просто привыкаешь к ним.
А потом —
лишь страх…
Внезапно – имя.
Он – с другой.
И ты —
почти с другим.
……
У внезапности такая власть шальная,
что неведома земная суть
завтрашнего!..
И, любовь встречая,
сразу завещай,
где
погребут.
________________________________________

А дождь всё вскипал средь трещин —
И миссию видел в том,
Чтоб пса напоить… Тот, «сердешный»,
Привык жить на свете псом.

И рад он был только счастью,
Что есть конура, когда
По осени льет ненастье.
А впрочем – святая вода.

Из рта уснувшего я вынула конфету
И постелила чистую постель.
Зевала дверь, баюканная ветром,
Под колыбельную капель…

Секунды с каждой каплей убегают
И омывают комнату твою.
Пускай меня в раю не поджидают,
Ведь я уже жила в раю.

Прощён? Или тебе и сотни мало
моих истерзанных тобой ночей?!
Давай!.. заканчивай!.. кончай!.. добей!..
Ты успокоишься?
Надолго?!..
и с начала
начнешь меня искать в живых?!.
Ты знала,
что я тебя хитрее…
выжил, гад!
Но сотни тысяч раз… тебе всё мало!!!
мало!!!
А я тебе и в миллионный рад —

глядеть, как ты со мною умираешь —
и снова ищешь, вопреки себе…
И каждый раз казнишь —
и не прощаешь
саму себя…
Остановись!
не бей…

Всё тебе мало. Иная. Иные.
Пусть ублажают и взгляд, и «пощупать»…
Но никогда не вернутся р о д н ы е —
Кто недожил до спасительных шлюпок…

Пусто – до однообразия.
То ли утро, то ли ночь.
Сыплет снег в дороги грязные,
Да и сыпать – как толочь.

Тает небо вверх тормашками.
Тучи серые в ногах.
В феврале – любовь с натяжкою.
И ни этак – и не так.

Врал мне вечер запорошенный,
Что тебя ко мне ведет.
Ты фе-враль мой. Под подошвами
То ли мокро, то ли лёд.

Умерший год. Чернее пасти
Собаки злейшей. Без луны
Слепым позором тьмы скитайся
И пей из ста морей вины.

Кто отрекался от живого,
Не уберег своей души.
А кто предаст
ПОЛУживого,
Тот не убийца ли?
Скажи!

Молчишь? Не от вины и срама,
А просто потому, что
спишь.
А я не сплю – седая мама.
И рядом —
умерший малыш…

И только холод зуболомом
Вернейший гость, и к месту бы
Твоя погибель в мертвом доме.
Убить,
простить,
переступить, —

Как ты переступил!.. и рада
Тебя исчистить до дыры.
Чтоб снова стать твоей заплатой,
Горящей в ране, – стыд прикрыть.

Я стала не грубей – я стала защищенней