Борис Гучков - Пояс Богородицы

Жесты, команды и взоры свекрови сердиты,
Но и снохи, я заметил, опасны укусы.
О, эти снох со свекровями тихие битвы
И в белокаменной, и в Сталинграде, и в Курске!

Рыбу ловить очень просто. Желательно удочек пару
И для улова садок, можно, конечно, и жбан.
Если затеет любезная с вечера ставить опару —
Тесто сгодится. Неплохо бы жмыха кусман

Взять для привады. Надёжное, верное средство!
За неимением надо, конечно, пшена наварить.
Место для лова найди,
чтоб вокруг никакого соседства.
Скромно на «вы» ты с природой начнёшь говорить.

Надо навозных червей.
Червяки не толсты и не тощи.
Ну а опарыш длиной миллиметров не боле шести.
Доброго сна пожелай дорогой,
разлюбезнейшей тёще.
Ночью с женою не спи,
чтоб рыбацкий закон соблюсти.

Да, только так! И – ни слова, о друг мой, ни вздоха!
Перелистай перед сном умный, солидный гроссбух.
В нём говорит Сабанеев, что ловится рыба неплохо
На кукурузу, перловку и даже на комнатных мух.

Плюй на крючок, и на донку пытайся – потрафит.
Как землепашец в полях, водную гладь борони.
Если, бывает, полезет в башку несуразное «на фиг
Всё это надо!» – ты мысли дурные гони.

Что, не клюёт? Поблаженствуй, раскинув фуфайку,
В мыслях с Полиной – соседа Ивана женой.
Если не будет улова, сошлись на старинную байку,
Что и у рыбы случаются праздники и выходной.

Полины муж ледащий, а родитель
Табак не курит и не пьёт вино.
Вчера ходила в дальнюю обитель,
Зазря сожгла две свечки, как бревно,

Перед Марией и пред Параскевой.
Не помогло. Густой повыпал снег.
Двор замело. Ведь если пораскинуть:
Он закатился, девонька, твой век!

Не помогает. Целый год настырно
Ивану на ночь, утром и в обед
Давала пить лимонник и ятрышник
От слабости мужской и разных бед.

Иван в больнице, в городе, далёко.
О, как одной тоскливо в вечеру!
Намедни «на снохе ночует свёкор,
Чтоб не гуляла», пели по селу

Дурацкую частушку. Пела Варя.
Нет, это не соседка, а урод!
Сама мне как-то травного отвара —
Поможет! – приносила прошлый год.

Нет, не ложится картою козырной
Полины жизнь, хоть умирай с тоски.
А Поликарп – хорош! В сенях как зыркнет —
И сразу кровь кидается в виски.

Свекровь терзает подозреньем гнусным.
Она сынку харчи кладёт в суму.
А свёкор стал задумчивым и грустным,
И Поля понимает почему.

Черна Федосья Павловна, смурна.
Судьба и честь поставлены на карту.
Болеет сын. Иванова жена,
Похоже, строит глазки Поликарпу.

Лекарство пьёт. Пустырник и укроп
Настаивая, старится в обиде.
Они чего, загнать решили в гроб
Её и сына? Ничего не выйдет!

А ведь не замечала по первой.
Не придавала ничему значенья…
Обманутою мужнею женой
Вот так, по-бабьи, мучаюсь зачем я?

Пресечь! Да так, чтоб сразу, на корню,
Чтоб удалить, как старый зуб болючий!
Поговорю. Вот только накормлю.
Как раз удобный выпадает случай.

«Ну что стоишь, как проглотил аршин? —
Накрыв на стол, она сказала глухо. —
Да, Поликарп, мне сорок с небольшим,
Но я ещё, мой милый, не старуха.

Ты помнишь, говорили мы о чём?
Ведь ты любил меня, свою подругу.
Не тронь Полину! Двину рогачом
Иль топором, коль попадёт под руку.

Да как же это, Поликарп Лукич?
Пред самою женитьбою, под осень,
Не ты ль ходил касимовских лупить
Из-за меня, из-за своей Федосьи?..» —

«Ты что, Федосья Павловна, совсем?..
А бабы – дуры. Им бы только каркать.
Полину я не трону и не съем…» —
И аппетит пропал у Поликарпа. —

«Да я… да я… Ведь ни в одном глазу…
Я весь в делах, спина болит и выя!
Пойду на баз!..» – Полина на базу,
Подойник взяв, коровы моет вымя.

Треснув, рассыпалась свода небесного чаша.
Словно в крови она перед грозою намокла.
Острые стрелы Громовник пустил, и сейчас же
Так шандарахнуло, что задрожали все стёкла.

Пылью запахло, озоном, цветами левкоя.
Шустрые ласточки срочно попрятались в гнёзда.
Очень недолго продлилось затишье такое —
Рядом уже, в километре, свинцово и грозно.

Сено клоками летит, в городьбе застревая.
Где-то копну или две потревожило сена.
И накатилась гроза, грохоча и стреляя…
Вижу опять суету на подворье соседа.

Дождь сыпанул, его капли, подобно алмазам,
Кажется, вскроют, как банку консервную, крышу.
Вижу в окошке Полину, бегущую к базу,
И Поликарпа, за нею спешащего, вижу…

Случилось это позапрошлым летом.
Уже была покошена трава,
И Духов день за Троицею следом
Вступил незамедлительно в права.

И полая вода уже упала,
Ласкающая в пойме ивняки,
Но не было ещё Петра и Павла,
Которого так любят рыбаки.

В тот год в рыбхозе разводили карпа.
Ровнёхонек – картошка в борозде!
И дёрнул чёрт однажды Поликарпа
Сетчонку намочить в чужой воде.

Ведь не рыбак и не любитель байки
Рыбацкие рассказывать, а всё ж
Подумал: для Полины-молодайки
Поймаю рыбки. Очень карп хорош!

Матёрый, на кило, пожалуй, с гаком
Попался экземпляр ему один.
Шёл, потаясь и радуясь, оврагом
И в сети рыбохраны угодил.

Ну не насмешка ли вороньи карки
И хриплые дурные петухи?
Оштрафовали. До свиданья, карпы!
Откушала Полиночка ухи!

А небо, хмурясь, стыло в купоросе,
И Поликарп, сгорая со стыда,
Придя домой, сказал своей Федосье,
Что завязал рыбалить навсегда.

Кто это хлеб на столе накрошил и печенье?
Что за бардак? На чистюлю-свекровь не похоже…
Мышь, утонувшую в кринке с удоем вечерним,
Утром Полина увидела. Господи боже!

Батюшки светы! – руками всплеснула Полина.
Брезгуя, мышь подцепила утопшую ловко.
Вылить, конечно, пришлось поросятам три литра.
Жаль, но пришлось. И задумалась крепко молодка.

Вышла во двор и на лавку присела устало.
Варин котяра хозяйски идёт по карнизу.
Надо б кота завезти, но Федосья восстала:
И одного, мол, хватает котяры на избу!