Виктор Боков - Том 1. Стихотворения

Сполна б наливались
Зерном полновесным,
Дружили бы с лесом,
Как парень с невестой.

Чтоб мы не пахали,
Не сеяли даром,
Чтоб хлеб не вмещался
По нашим амбарам.

Чтоб золотом сыпалось
Крупное жито,
Чтоб нам улыбался
Достаток, зажиток.

Зеленая роща,
Дубовая пуща,
Расти, разрастайся
И выше и гуще!

Прощай, прощай, селение,
Трубят в трубу походную!
Мне дали трехлинейную
Винтовочку пехотную.

Стою у пирамиды я:
Подружка, трехлинеечка,
Не озлобись обидою,
Побудь одна маленечко!

Держал ее в исправности
И чисткою и смазкою.
— Трехлиночка! — на радости
Не раз шептал ей ласково.

Коль брал ее, так накрепко,
А если целил — намертво.
Завод один и фабрика
Недаром были заняты.

Штыком, прикладом действовал,
Курком, прицельной рамою.
Смекалкой славлюсь с детства я
И волею упрямою!

Я с ней четыре годика —
Окопами, долинами…
Из боя в бой, без отдыха,
И честь и долг вели меня!

Мы русской силой доняли
И выкинули ворога.
Винтовочку ладонями
Я гладил: любо-дорого!

Расстались мы. Надолго ли?
Придется ли увидеться
В том городе над Волгою
Иль у того, у Витебска?

Опять село Отрадное.
Я цел и неконтуженый.
А где ж моя трехрядная?
Она ко мне:
— Мой суженый!

Скорей на шею вешаться
В порыве умиления.
— Пора и мной потешиться,
Хоть я не трехлинейная!

— Ревнуешь?
Не советую!
Пойми же, ненаглядная:
Мы трехлинейной этою
Спасли тебя, трехрядную!

К ладам прижались пальчики
Под переборы частые.
Эй, девушки… вы плачете?
— Мы так… чуть-чуть…
Мы счастливы!

У озера, у омута
Звенит моя трехрядная.
А любо, братцы, дома-то,
В моем селе Отрадное!

С душой советской, русскою
Иду, пою страдание
И славлю вместе с музыкой
Прямое попадание!

Стороне моей лесной
Шлю поклон я поясной,
Сосенкам, березкам,
Всем лесным дорожкам.

Ручейкам, озеркам,
Всем непойманным зверькам,
Белкам и куницам,
Зайцам и лисицам.

Низко кланяюсь траве,
Темной ночи и заре,
Омутам и мельницам,
Песенницам-девицам.

Два поклона соловью,
Как коллеге своему.
Говорят: у соловья
Народились сыновья.

Как ему живется?
Как ему поется?
С этой жизнью я знаком,
День начался — нужен корм!

В чаще иволга поет,
Не меня ли узнает?
Солнце тонет в небе,
Полдень полон неги.
Сел на камень отдохнуть,
Расстегнул пиджачок.
Не успел чихнуть:
— Будь, здоров, землячок!
Вся родная сторона
Говорит эти слова.

Весна.
В наступление зелень ползет.
И лес нарядился, листвою ощерясь.
Задача:
Примять, придавить этот дзот
И двинуться к западу, через.

Двенадцать бойцов.
Отделенный Петров.
Калужский.
А все остальные из Тулы.
— Рванемте, ребята,
В двенадцать ветров,
Чтоб в нас не плевались
Немецкие пули!

Эх, мать ваша!
Высверки из амбразур.
Змеиное пламя.
Огонь стоязыкий.
Не вытерпел парень,
Ботинки разул,
Пустился с гранатой
И в щель им:
— Изыди!

Дзот кровью откашлялся,
Выронил: — Оx!
Разбита стальная его диафрагма.
Вторая граната!
Ослеп и оглох,
Землей захлебнулся
Он русскою.
Амба!

— Ребята-а-а-а!
Они уже следом бегут.
— Ну, как — не скучали по пулям?
Работа моя вам понравилась?
— Гут!
— Отлично,
Давайте покурим.

А рядом деревня.
На взгорье цветут
Черемухи белым потопом.
Такие ребята и черта сметут,
А дьявол —
Сейчас вот потоптан!

Спит свинец пулеметного диска.
Спят бойцы. Отдыхает война.
Но до смерти по-прежнему близко,
Даже ночью дневалит она.

Притаилась в зияющих жерлах,
На штыках откровенно блестит.
Замолчала, как дремлющий порох,
Как плакучая ива, грустит.

Не видать старика Берендея,
В белых касках макушки и пни.
Смерть стоит у березы, бледнея,
Ждет знакомого выкрика: — Пли!

У нее наготове носилки
В окровавленной сиежной пыли.
И она отправляет посылки
В адрес матери — Русской Земли!

Начат бой. Смерть все ближе,
              все ближе.
Вот уж первою кровью пьяна.
— Эй, боец! Нагибайся пониже,
Чтоб тебя не задела она!

Когда я заглохну
Последнею искрой огня,
Тогда вы во мне
Не ищите меня!
Я буду землей,
Черноземом, песком,
К земле поползу
Похоронным ползком,
И вы догадаетесь сами,
Что весь изошел я стихами!

Выстроились клином журавли,
Утонули в голубом пространстве.
Сто небес отдам за горсть земли.
За один привет: — Товарищ, здравствуй!

Не зови меня, печальный трубный глас
Журавлей, летящих в поднебесье.
Уговор с родной землей у нас:
Даже после смерти будем вместе!

Кому-то не понравится,
И кто-то здесь поморщится,
Но пусть она прославится
Как первая помощница,

Она —
Фуфайка ватная,
В линеечку стеженная,
Рабочая и ратная,
Морозами стуженная.

В ней первые строители
Кузнецкого бассейна
Свою подругу видели,
Она была — спасенье.

Она пришлася по́ сердцу
Советскому народу.
Она под землю просится,
Чтобы шурфить породу.

Ей ничего не станется!
За ней ли гнаться шубам?
В тайгу бесстрашно тянется
На плечи к лесорубам.

Удобная, просторная,
В ней нету неуклюжести!
Хотя и не бостоновая,
В сто раз милей с наружности!

Ее, свернув в калачик,
Кладут под головами,
И будят не иначе
Хорошими словами:

— Вставай, моя надеечка,
Мой ватничек, дружочек,
Подружка-телогреечка,
Опять гудит гудочек!

В ней люди ходят с гордостью
Московскою панелью,
Она сравнялась доблестью
С военною шинелью!

Коль сердце черствое,
Заметит ли оно,
Что небо
В землю влюблено?

Нагнется ли
Над первою травой,
Как над дитем
С раскрытой головой?

Подымет ли пчелу,
Что вымокла в пути,
Чтобы сказать:
— Обсохни и лети?!