Юрий Колкер - Клинопись. Стихи (2000-2006).

Лишь совершенство врачует и пестует нас.

Сосны у главного корпуса, горечь и влагу

Первой любви, безнадежность, надежды оплот,

Муку, отчаянье, боль, вдохновенье, отвагу, —

Всё, умерев, ты на миг возвращаешь мне, Клод.

Гёделя вспомнят иные, иные — Эйнштейна,

Кланяюсь в пояс, да тут мне стоять не с руки.

Как оглашенный, я Шенноном благоговейно

Полон пребуду, обеим смертям вопреки.

2001

Любая, почти что любая

Годится, чтоб скрасить досуг.

Не мешкай, чудак! Погибая,

Звезда улыбается вдруг.

Неси свою ношу, не плача,

Подмигивай небу хитро.

Тебя осеняет удача,

Счастливый соперник Пьеро.

Любая... Но та, что любила

И та, что любима была,

Полмира собой заслонила,

В полнеба над миром взошла.

Покуда живу, не покину

Вериг ремесла моего.

Даётся мечта арлекину

В насмешку над платьем его.

2001

Третий этап — накопленье. А деньги ли копишь,

Марки, значки, наблюденья, — не столь уж и важно.

Главное, чтоб разрастался живой капитал,

Ширился, креп, горизонты твои раздвигая.

Не прибывает в дому, так и жизнь не мила,

Если ж сундук тяжелеет, тут — пир обольщньям.

Тут уж ты Крёз, и другие тебе не указ.

Сядь же рядком сам с собою, стяжатель надежды,

И подсчитай дивиденды, а слезы утри.

Что же до первых этапов, они — мимолетны.

То, что любовью мы звали, горячке сродни,

Детской болезни: отмучился раз — и проходит.

Да и познанье — ловушка: себя-то познать

Не удается. Чем дальше живешь, тем страшнее.

Ньютон и Лейбниц, Декарт и Спиноза, Эйнштейн —

Многим ли дальше продвинулись? Вряд ли. А тот —

Помнишь? — кто в старости Бога узнал по страданьям,

С помощью рифмы — в Отце разглядел палача...

2001

Он не сильней меня, не выше ростом,

И Андромаха — не ему жена.

Отвагою доселе никому

Не уступал я, — отчего ж бегу?

Удачей и судьбой его сподобил

Олимп. Он быстр и ловок, словно бог.

Всегда на долю малую мгновенья

Любого в схватке он опережает —

Тем и берет, герой, тем и хорош.

И вот бегу! Дрожат мои колени.

Холодный пот по шее, по спине

Ползет. Как жалок я, должно быть,

Для тех кто смотрит со стены... для той,

Единственной... Не смерти я боюсь!

Все смертны, все сойдем под сень Аида,

И во сто крат почетней смерть в бою,

Чем от хандры... Я весь исполосован

Рубцами, я боец, я боль умел

Переносить, я славою увенчан.

Мой род не пресечется. Сыновей

Оставил я. Вовеки род Приама

Пребудет. Твердо, властно Илион

Стопой обутой станет на морях.

Но я-то, я... Сейчас меня убьют.

Откуда этот приступ малодушья?

Не зачеркну ли разом всё, чем жил?

Не отвернется ль и она с презреньем

И — на него не обратит ли взор?

Как долго длится бег! Десятилетья,

Мне кажется, прошли, а всё воздетый

Конец копья — там, за моей спиной,

И похотью горят его глаза,

И торжеством — недолгим, долгим, вечным...

25 июля 2001

Лишь одним он был смущен и угнетен:

В каждой женщине подругу видел он.

Не довольствовался малым. Как тут быть?

Все и каждая должны его любить!

Сам же был он что бряцающий кимвал.

Волком выл, а уду воли не давал.

Думал: если кто на ласки скуповат,

Перед небом тот ни в чем не виноват.

Был он совестлив и мягок на беду.

Так и умер, с целым миром не в ладу.

А душа его, хоть скальп с нее сними,

В муках нежности блуждает меж людьми.

2 октября 1981, 15 июня 2005

Что ж, время умирать! Пришел и мой черед.

Живьем — царя к рукам квирит не приберет,

И под сыновний меч склонять мне шею дико.

Я в жизни властвовал — и в смерти я владыка!

Не скажут: Митридат, как новый Ганнибал,

Победу упустив, судьбы своей бежал.

Чтоб славы до конца душа моя вкусила,

Я сам остановлю небесные светила.

Всем радостям земным по-царски я воздал,

Мальчишкой Цезарем — как Хлоей обладал.

Красноречив посол и нрав имеет пылкий,

До консула дойдет — а мне служил подстилкой.

Я меж мужами муж! О, тут иная власть!

Не диадемою внушал я девам страсть.

Царевны гордые от счастья умирали,

Когда я в них входил. За плен в моем серале,

За ласку божества, за муки сладкой стон

Несли к моим ногам Пальмиру, Вавилон.

Всех лучших нет давно. Оставленная мною

Ни женщиною быть не может, ни женою.

В тоске сошли в Аид... Но кое-кто живет!

Зови, мой верный Галл, сюда остатний сброд.

Посмотрим, кто из них за жизнь цепляться станет.

Не каждая ль клялась? Пусть неба не обманет!

Признанья вечные нашептывавших мне

Ни сыну не отдам, ни римской солдатне.

Когда тебя нагнал соперник черепахи,

Ты от других рожать позволил Андромахе,

Гелен, Неоптолем прошли твоим путем,

Любимый Трои муж! Твой промах мы учтем.

Вот яд, а вот кинжал. Сейчас венец наденем —

И ужаснем века последним наслажденьем.

10 мая 2005

Идиотской сумятице дань заплачу.

Убеждать — надоело.

Не тебе, не тебе эту новость шепчу,

Не твое это дело!

Различай, если можешь, Эдем и Содом

И дурдом в одалисках.

Идиот, как под спудом, живет под стыдом

За себя и за близких.

Стенограмма, эклектика, чертополох,

Чепуха, что угодно —

Но коварная мелочь и давний подвох

Расцветают свободно.

Чехарда. Антраша. За душой — ни гроша.

Щелкопер безымянный.

Завтра в землю. А что удержала душа?

Волейбол на Стремянной!

Погордился — и будет. На дне — только стыд,

Только стыд и мученья.

Ничего, кроме перечня детских обид,

Не имеет значенья.

3 июня 2005

1

Один из нас бессмертен для другого.

Сейчас умру — и вечность напролет

Враг, воплощением всего живого,

Всё будет жить и метить мне в живот.

2

За миг до смерти гений видит сон:

Любимую с другим в сени алькова.

Развеществились разом твердь и слово,

И мертвым сердцем Бога проклял он.

15 апреля 2005

Гречанка ветреная так вольна,

Так чувственна, так девственно крылата,

Что никогда ни в чем не виновата

И никому на свете не должна.

Там лён и бронза в неге пребывают,

Лазурь и мрамор, ландыш и виссон,

Там раковину с жемчугом вскрывает

Нечаянный пернатый почтальон.

Сегодняшняя, в ионийской пене

Обласканная лепестком зари, —

При ней о преступленьи, об измене,

О ноше тягостной — не говори.

Ей не нужны ни родина, ни вера,

Ни перси шамаханские. Как мне.

Но я-то знаю: истина — в вине .

Что эти игрища для Агасфера?

11 марта 2005