Юрий Колкер - Клинопись. Стихи (2000-2006).

Отпускает свою тетиву.

14 мая 2003

* * *

Слегка сиреневой становится тропа

И, окаймленная ковром желто-зеленым,

Бежит, двоясь, троясь и множась, как судьба,

Под этим пристальным просторным небосклоном.

Небесный шелкопряд прохладный шелк прядет,

На западе сошлись фламинго и жар-птица,

И путник на тропе забыл, куда бредет,

На поезд опоздал, раздумал торопиться.

Раздвинулся над ним огромный Пантеон,

Хоромы мраморные, жемчуга чертоги,

И телу своему служить раздумал он,

Бредет, куда пришлось, без мысли, без дороги.

А речка, вьющаяся в кружеве кустов,

И след, оставленный велосипедной шиной,

Свидетельствуют: путь душе твоей готов,

Лишь не сворачивай да совладай с кручиной.

8 августа 1982, Орино; 1 марта 2005

* * *

В десяти шагах от Смольного

Твой автобус повернет,

И от звона колокольного

Недоверок увильнет.

Колокольни совмещаются:

Не четыре их, а две,

И о вечном совещаются

В средиземной синеве.

Солнце яркое, закатное,

Четко контуры чернит.

Это счастье невозвратное

Душу грешную дразнит.

По долготной сетке глобуса

Разбегаются года.

Что увидел из автобуса,

Не увидишь никогда.

14 апреля 1984; 2 марта 2005

* * *

Опыт необратим.

Он — судьбе побратим.

Эта пара без бою

Разочтется с тобою.

Ни концов, ни начал

Сам ты не намечал.

Оглянись на природу,

Поклонись кукловоду.

20 мая 2003

* * *

Еще и не дубы они — два брата,

Два всплеска лиственных, рука в руке

Из праха вставших, — но уже токката

Присутствует в их робком языке.

Одни друг другу тайны поверяют —

О взрослости мечты и торжестве.

Они во всем друг друга повторяют,

Родня, нерасторжимая в родстве.

Но им вдвоем не жить на этом свете.

Не хватит света. Близость — вот беда.

Один здесь будет Бах через столетье.

Убьет другого братская вражда.

4 октября 2003

* * *

Почудилось... Да, почудилось — и прошло.

В слезах проснешься, увидишь: не рассвело.

Ты всё еще тут, и мир всё тот же вокруг,

И всей-то боли, что умер старинный друг.

На улице дождь. Бежит по крышам вода.

Ты больше с ним не встретишься никогда,

Ни ссору не воскресишь, ни душевный пыл.

Он, помнится, шляпу и книжку забрать забыл.

Заносит, заносит душу в такую рань.

Из света и воздуха новая ткется ткань,

На терпком прошлом настояна тишина,

Потеря твоя обыденна, жизнь — скудна.

Прощения не попросишь ты, умер он,

И друг тобою в ответ не будет прощен.

Вовек не вернешь покойнику давний долг.

И всей-то боли, что голос его умолк.

5 января 2004

* * *

Погода портится. Над Оксфорд-стрит

Руно свинцово-синее висит,

И красные автобусы стеной,

Доколь хватает глаз, — и передо мной.

Как ехать тут? Ан вот, глядишь, ползут,

Толпу разноязыкую везут

(убогий человеческий балласт,

Как новый возгласит Екклесиаст).

— Да полноте! Не так уж я убог,

Языческий нашептывает бог. —

Взгляни в окно: веселый Вавилон!

Тот жалок мне, кто в Лондон не влюблен.

Езжай себе с улыбкой на лице.

Прекрасна жизнь. Особенно — в конце.

20 мая 2004

Мы с тобой уже в летах.

Вместо лютиков и птах

Мистер Страх мистер Ужас

Показались в воротах.

Наша память несвежа,

Нашу совесть гложет ржа,

Каменным рукопожатьем

Нас проводит госпожа.

6 января 2005

* * *

Мне для выпивки не нужен повод.

Алкоголь слезу перехитрит.

Выхожу один на Финчли-роуд.

Выхожу один на Бэйкер-стрит.

Вещь себе, без мамок и без нянек,

У счастливой бездны на краю,

Вот уж кто заведомый избранник!

Выхожу и флягу достаю.

Небосвод тихонько остывает.

Циферблат приветствует звезду.

Хорошо мне. Лучше не бывает.

Никуда я дальше не пойду.

25 мая 2005

* * *

Обрадоваться смерти человека —

Что может быть подлей?

Кто ж ты? Предатель, нравственный калека,

Убийца и злодей?

Пусть на минуту, на одно мгновенье —

Мелькнуло и прошло,

Но было, было это наважденье

И душу обожгло.

4 мая 2004

* * *

— Ты циник. — Нет, не до конца.

В себе не вижу подлеца.

Я просто не добрал, как все,

В твоем базарном колесе.

— Так я устроил этот мир.

— Что ж не позвал меня на пир?

Я поначалу был неплох,

А ты готовил мне подвох.

— Пойми: над каждым я смеюсь

И сам в накладе остаюсь.

Вот мой Эдип. Он был умней,

Чем все поэты ваших дней...

— И что же, ты его любил

И вместе с ним раздавлен был?

Ты высмеял его мечты.

Из нас двоих циничней ты.

— Слепец, найти меня не тщись,

Не посягай ни вглубь, ни ввысь.

Не у́зришь моего лица,

В себе на зная подлеца.

18 июня 2004

* * *

— Ты ни разу безоглядно не любил.

— Ну, а скуп-то кто из нас с тобою был?

— Я заслуги отпускаю по уму.

— Только ум твой достается — не тому.

23 июня 2004

* * *

Архитектура унылая, но экономная.

Впрочем, по правде сказать, и не очень противная.

Низко над крышей душа моя реет бездомная,

Тело же тут, и нужда у него примитивная.

Душу мою отлови, ублажи, рассмеши ее

И приголубь, приласкай осторожно и сдержанно.

Жалко убогую: день ото дня всё фальшивее,

Лжет, притворяется, третьему штилю привержена.

5 февраля 2004

* * *

Что не о смерти, то мимо. О чем говорим?

Слава пустее отечества. Горечь и дым.

Вводит потемками юности в чувственный ад

Твой навсегда опрокинутый в прошлое взгляд.

Кто мне шептал: ностальгия страшней евменид,

Коршуном кинется, клацает, в пропасть манит?

Нету ей места в душе, только горечь и вздор

Мучат потемками юности схваченный взор.

Нету ей места в душе, не об этом она.

Родина слякотна. Выхухоль да белена.

Смерть на пригорке присела, умыта росой.

Рядом любовь примостилась. И тоже с косой.

2003

* * *

Служа возлюбленной, он предал мать,

Отрекся, отвернулся от родимой,

И стал удел его неотвратимей

Болезненные формы принимать.

Всё поначалу было ничего.

Неладное не сразу проступило.

Гордился, не вникал в природу пыла,

Теснившего сознание его.

Но дальше тягостная тень легла

На все его дела, иссякла вера,

И вот уже душа, а не карьера,

В кривые угодила зеркала.

Единственная... Но дрожит струна.

В крови разлад. Он видит виновато:

Вчера единственная — чужевата,

Жизнь множественна, мать — одна.

Ан поздно... Через три десятка лет

В чухонской роще над ее могилой

Стоит он под руку с предавшей милой

И ни на что не может дать ответ.

4 сентября 2003

* * *

Любовь и честь тебя влекут и радуют,

Сэр Ланцелот, —

И женщина в твои объятья падет,