Константин Левин - Признание. Стихи

Но тех забав сошел кизячный дым.
Запомнилось другое в полной мере:
Как раза два беседовал с Толстым
О лошадях, о жизни и о вере.

Мне было девять, шестьдесят ему.
И я за ним ходил, как верный сеттер,
В той, довоенной Гаспре, в том Крыму.
Годок стоял на свете тридцать третий.

Когда меня, плохого ездока, —
Не помогли ни грива, ни лука —
Конь сбросил, изловчившись втихомолку,
Тяжелая татарская рука
Мне на плечо сперва легла, легка,
Потом коню на трепетную холку.

Он примирял нас, как велел аллах,
И оделял домашней вкусной булкой,
Старик в потертых мягких постолах.
Ах, как же бредил я такой обувкой!

Но вышло расставаться. Ухожу.
Прощаемся в рукопожатье твердом…
Как было в сорок первом — не скажу,
Но вот что деялось в сорок четвертом.

В тех, главных, что-то дрогнуло усах.
Судов не затевали и для вида.
На «студебекерах» и на «зисах»
Та акция вершилась деловито.

В одном рывке откинуты борта.
В растерянности и с тоской немою
Стоял старик, не разжимая рта,
Глядел на горы, а потом на море.

С убогим скарбом на горбу в мешке
Сгрузился он с родней полубосою.
Нет, не укладывается в башке,
Что мог он к немцам выйти с хлебом-солью.

Быть может, кто и вышел. Этот — нет!
Не тот был норов, и закал, и сердце.
В степи казахской спи, татарский дед,
Средь земляков и средь единоверцев.

Я был на свадьбу приглашен
Товарищем старинным.
Меня намного старше он
Годами был и чином.

Он в душу мне вошел навек
С той ночи госпитальной,
Военный, крепкий человек,
С его судьбой печальной.

Но не хочу на чей-то суд
Или на чью-то совесть
Нести, как многие несут,
Его глухую повесть.

Скажу одно: в чужой стране
Никто цветов постылых
Его парнишке и жене
Не носит на могилу…

Был приглашен на свадьбу я,
Хоть свадеб не любитель.
(Надеюсь, никого, друзья,
Я этим не обидел.)

И я на свадьбе той сидел
До самой белой зорьки,
Со всеми пил, со всеми ел,
Кричал со всеми: «Горько!»

Артиллерийского полка
Там офицеры были,
Да три-четыре земляка
Приехать не забыли.

Со всеми пил, про долю пел
Ямщицкую степную…
Но, может быть, один глядел
На карточку стенную.

Немало карточек таких,
В багетах небогатых,
В домах встречал я городских
И наших сельских хатах.

И были многие с каймой,
И без каймы случалось…
И эта, о которой речь,
От всех — не отличалась.

С нее смотрел, смотрел на пир,
На свадебные лица
Пехотный властный командир
Со шпалою в петлице.

Ни с кем он не был тут знаком
И как бы удивлялся,
Что за его родным столом
Чужой народ собрался.

Наверно, кончилась война,
Решил он по-солдатски.
Недаром пьет вино жена,
Недаром столько штатских.

Но ничего он не сказал…
А мы все глуше пели.
И лишь одни, одни глаза
На тот портрет глядели.

Такой нездешнею тоской
Глаза светились эти,
За все года мои какой
Я не встречал на свете.

И столько просьбы было в них,
И веры, и печали,
Что громкий пир наш вдруг затих
И многие привстали.

И старой песни той слова
Вдруг стали неуместны.
Молчит солдатская вдова,
Солдатская невеста…

И встал тогда мой старый друг,
Взяв женщину за руку,
Как будто вновь ее из рук
Уводят на разлуку.

Он встал, солдат. Один он был
За них двоих в ответе,
А эту женщину любил
В последний раз на свете.

Так что ж судьба ее ведет,
Силком влечет — не лаской —
В тот первый, в сорок первый год,
Назад, к Волоколамску?

И от дороги прочь, и там,
Отнюдь не под ракитой,
Лежит пехотный капитан,
Ее супруг убитый.

Был тих наш пир. И тишина
Была себе не рада…
Отечественная война
Стояла с нами рядом.

И каждый в рот воды набрал,
А надо, надо знать бы —
Нас друг не на поминки звал,
А все-таки на свадьбу…

И молвил старый мой солдат: —
Бывают свадьбы краше…
А мне дороже всех наград
Молчанье это ваше.

Затем, что, как там ни сласти —
Горька навеки память… —
О, как хотелось мне найти
Слова между словами!

Сказать ему их не красно,
Но только по-солдатски.
И раз не допито вино —
Допить его по-братски.

Но не придумал я тех слов,
Единственных и верных,
И был все так же круг суров
Друзей нелицемерных.

Я прошел по стране
Той же самой дорогой прямою,
Как ходил по войне
С нашей армией 27-ю.

Тут я был, тут служил
Неотступно от воинских правил,
Головы — не сложил,
Но души половину — оставил.

Я прошел не по всей —
Лишь по части великой державы.
По могилам друзей
Я узнал вас, места нашей славы!

Я нашел тот окоп,
Тот из многих окопов окопчик,
Где на веки веков
Командир мой дорогу окончил.

Тут он голову мне
Бинтовал по окопной науке…
Час спустя в тишине
На груди я сложил ему руки…

Ночью на Киевский еду вокзал,
С полупустым прохожу чемоданом.
Кто бы маршрут мне ни подсказал,
Не заплутаю в пути безобманном.

Еду, однако, под ту же звезду,
Где в сорок третьем году проходил я,
Где в сорок третьем далеком году
Первого друга похоронил я.

Юноша едет со мною в купе.
Лет восемнадцати — больше не будет.
Все, что мне надо, — чтоб к этой судьбе
Не обращались жерла орудий.

Кто бы он ни был и кем бы ни стал,
Сколько б ему ни предстало скитаний,
Я бы хотел, чтоб на этот вокзал
Шел он без горьких воспоминаний.

Нас разделяет каких-нибудь семь
Очень существенных лет для обоих.
Нас окружает дорожная темь —
Небо тут завтра блеснет голубое.

Это не столько слова и стихи,
Сколько, поросши лиловым бурьяном,
В старых кюветах гниют костяки
Танковых армий Гудериана.

Если б одни они там полегли —
Стал бы я время терять в разговорах!
Но узнаю средь родимой земли
Прах наших собственных «тридцатьчетверок»…

Едет со мной молодой человек,
Строгими смотрит на землю глазами.
Знаю, солдаты: этот — навек
Будет душою высокою с нами.