Константин Бальмонт - Константин Бальмонт и поэзия французского языка/Konstantin Balmont et la poésie de langue française [билингва ru-fr]

Я — изысканность русской медлительной речи,
Предо мною другие поэты — предтечи,
Я впервые открыл в этой речи уклоны,
Перепевные, гневные, нежные звоны.

Я — внезапный излом,
Я — играющий гром,
Я — прозрачный ручей,
Я — для всех и ничей.

Переплеск многопенный, разорванно-слитный,
Самоцветные камни земли самобытной,
Переклички лесные зеленого мая —
Всё пойму, всё возьму, у других отнимая.

Вечно юный, как сон,
Сильный тем, что влюблен
И в себя и в других,
Я — изысканный стих.

Je suis le Vers nouveau de la Parole russe,
Langoureuse. Je vais par devant tous les autres
Mes précurseurs. J'ai découvert les souples courbes,
Les échos chantants, les carillons courroucés
Ou tendres. Moi premier dans la Parole russe,
Je suis une soudaine inflexion; je suis
Une fontaine transparente;
Je suis un tonnerre qui joue;
Je suis à tous et à personne;
Je suis un écumeux jaillissement de gemmes,
Provenant d'un pays encore inexploré;
Je suis un jet uni, entrecoupé de voix;
De la forêt je suis la verdure d'avril:
J'accaparerai tout, deshéritant les autres.
Fraternelles jeune, tel un songe, et plein
Du sentiment de ma puissance,
Autant que de l'amour des autres;
Je suis un vers original…

Слова — хамелеоны,
Они живут спеша.
У них свои законы,
Особая душа.

Они спешат меняться,
Являя все цвета,
Поблекнут, обновятся,
И в том их красота.

Все радужные краски,
Все, что чарует взгляд,
Желая вечной сказки,
Они в себе таят.

И сказка длится, длится,
И нарушает плен.
Как сладко измениться,
Живите для измен!

Les mots, caméléons,
Ne vivent que d'instants;
Ils possèdent leurs lois,
Leur personnelle âme.

En hâte ils sont autres,
Affectent mille teintes,
Brillent, se renouvellent:
C'est lа leur beauté.

Tout, les couleurs d'iris,
Tout ce qui charme l'œil,
Pour fleurir éternel,
Les mots l'ont en eux.

Leur chant qui se prolonge
Rompt soudain nos entraves;
S'il est doux de changer,
Vis de changement.

Ломаные линии, острые углы.
Да, мы здесь — мы прячемся в дымном царстве мглы.

Мы еще покажемся из угрюмых нор.
Мы еще нарядимся в праздничный убор.

Глянем — и захватим вас, вбросим в наши сны.
Мы еще покажем вам свежесть новизны.

Подождите, старые, знавшие всегда
Только два качания, только нет и да.

Будет откровение, вспыхнет царство мглы.
Утро дышит пурпуром… Чу! Кричат орлы!

Lignes brisées — Angles aigus
Nous sommes ici, cachés dans les ténèbres.

Nous surgirons encore de nos tristes repaires.
Nous nous parerons encore de joyaux de fête.

Nous vous regarderons, vous saisirons précipités sur vos sommeils
Nous vous montrerons la fraîcheur de renouveau.

Attendez, vieillards, qui ne sûtes jamais
Que deux oscillations — le seul non et le oui

Une ouverture… et les ténèbres vont resplendir.
L'aube ruisselle de pourpre… Hou! crient les aigles.

В красоте музыкальности,
Как в недвижной зеркальности,
Я нашел очертания снов,
До меня не рассказанных,
Тосковавших и связанных,
Как растенья под глыбою льдов.

Я им дал наслаждение,
Красоту их рождения,
Я разрушил звенящие льды.
И, как гимны неслышные,
Дышат лотосы пышные
Над пространством зеркальной воды.

И в немой музыкальности,
В этой новой зеркальности,
Создает их живой хоровод,
Новый мир, недосказанный,
Но с рассказанным связанный
В глубине отражающих вод.

En la beauté des musiques,
Ainsi qu'en l'immutabilité de miroirs,
J'ai trouvé les contours des rêves
Qui n'ont pas été révélés avant moi:
Angoissés, et enliés
Comme des plantes sous des pesanteurs de glace.

Je leur ai donné le délice,
La gloire de leur naissance!
J'ai détruit la glace sonore:
Et, comme des hymnes qui ne sont pas entendus,
Respirent les lotus somptueux
Au-dessus de miroir des eaux.

Et, dans les musiques muettes
Et sur la neuve transparence,
Des rêves, la ronde vivante
Crée un monde nouveau, à demi raconté
Mais qui va s'accordant avec tout l'Exprimé
Dans la profondeur des eaux reflétantes.

Если ты поэт и хочешь быть могучим,
Хочешь быть бессмертным в памяти людей,
Порази их в сердце вымыслом певучим,
Думу закали на пламени страстей.

Ты видал кинжалы древнего Толедо?
Лучших не увидишь, где бы ни искал.
На клинке узорном надпись: «Sin miedo», —
Будь всегда бесстрашным, — властен их закал.

Раскаленной стали форму придавая,
В сталь кладут по черни золотой узор,
И века сверкает красота живая
Двух металлов слитых, разных с давних пор.

Чтоб твои мечты вовек не отблистали,
Чтоб твоя душа всегда была жива,
Разбросай в напевах золото по стали,
Влей огонь застывший в звонкие слова.

Poète, si tu veux conquérir la puissance
Et l'immortalité dans la mémoire humaine,
Frappe au cœur par une invention mélodieuse,
Et trempe la pensée au feu des passions!

Connais-tu les poignards de l'antique Tolède?
Tu n'en pourrais trouver nulle part de meilleurs!
La lame ciselée porte ces mots: Sin miedo —
Sois sans crainte toujours! La trempe est souveraine…

L'acier incandescent ayant reçu sa forme,
On y grave dans l'émail noir un dessin d'or
Et, pour les siècles, brille une beauté vivante,
Celle de deux métaux fondus et différents.

Pour que tes rêves ne puissent jamais s'éteindre,
Pour que ton âme soit toujours pleine de vie,
Sème à travers tes chants l'or sur l'acier,
Et verse un feu figé dans le verbe sonore…

Тончайшие краски
Не в ярких созвучьях,
А в еле заметных
Дрожаниях струн, —
В них зримы сиянья
Планет запредельных,
Непознанных светов,
Невидимых лун.

И если в минуты
Глубокого чувства,
Мы смотрим безгласно
И любим без слов,
Мы видим, мы слышим,
Как светят нам солнца,
Как дышут нам блески
Нездешних миров.

Les plus frêles couleurs
Ne sont aux durs accords,
Mais aux presque insensibles
Frémissement des fibres.
En eux l'éclat visible
Des astres éperdus,
Des clartés inconnues,
Des invisibles lunes.

Et si, dans ces instants
D'extase pénétrante,
Nous regardons sans yeux;
Sans paroles, aimons;
Nous verrons, entendrons
Comment les soleils brillent,
Quels rayons nous arrivent,
Des mondes au-delà!

Цветок, и воздух, смущенный эхом,
То полный плачем, то полный смехом.
Цветок нарцисса, и звук заветный,
Ответом вставший, но безответный.

Над глубью водной, мертво-зеркальной,
Бесплодно стынет цветок печальный,
Своим обманут прекрасным ликом,
Не внемля внешним мольбам и крикам.

А звук заветный, хотя и внешний,
Навек пронизан тоской нездешней,
Ревнует, молит, грозит, пророчит,
И вот рыдает, и вот хохочет.

Но нет слиянья для двух прекрасных,
Мы розно стынем в терзаньях страстных.
И гаснут звуки, и ясны воды
В бездушном царстве глухой Природы.