Инна Лиснянская - Цветные виденья (сборник)

Нет, никогда я письмо это не завершу.
Я сверхъестественным чувством уже не грешу, —
Всё сверхъестественное завершается крахом.
Я при грозе охлаждаюсь нахлынувшим страхом.
Прежде спешила, теперь уже не поспешу
Створки души раскрывать, словно створки окна,
Или, что хуже гораздо, – моллюсковы створки.
Нет, я не слышу ни моря, ни шума моторки!
Мне повезло! – изумрудные жизни задворки,
Сосен дыхание и тишина, тишина…

Меняют кожу змеи и растенья,
А человек меняет точку зренья
И точку проживанья.
Сегодня твоё местонахожденье
В саду. Но лип июльское кажденье
Ты как бы оставляешь без вниманья.

Тебя как бы не трогает погода,
С пчелиной позолотой небосвода.
Но с тщаньем скопидомки
Заносишь ты в свою статью прихода
Буквально всё, что летняя природа
Способна дать на зимние потёмки.

По-стариковски копишь горстку зноя,
И облачко жасмина кружевное,
И прочее в его безвещном роде.
И шутишь: старость – дело наживное,
Забыв, что место жительства земное
И время – на исходе.

Схимница-зима и весна-блудница —
Всё прошло, мой друг, но осталось лето,
Где на берегу смоква золотится
И стучит волна в камень парапета.

Чем, скажи, не жизнь – в памяти копаться,
Не в её золе, – в золоте песочка, —
Так вот и до мысли повезёт добраться:
Память – есть душа, время – оболочка.

Так вот и поверю в то, что не грешила,
Что судьбы не жгла, не жила в позоре…
Память у меня – золотая жила,
Потому и лето, потому и море…

Не ищу причины бедствия
Средь отеческих руин.
Все мы, люди, – только следствия
Нам неведомых причин.

И, с безумьем трезвомыслящим
Принимая, что дано,
Тщусь я жизнь не путать с игрищем,
С кровью – красное вино.

Но когда в сыром свивальнике
Упокоюсь, то со дна
К вам пробьётся цветик аленький —
Ёрш из крови и вина.

Я замечала: в счастье ли, в печали, —
Все от меня ужасно уставали.

И лес устал от странности моей
Любить людей и избегать людей.

А от моих мятущихся историй
Когда-то уставало даже море.

Устали от меня и небеса
И ленятся закрыть мои глаза.

И может быть, когда меня не станет,
Моя могила от меня устанет.

Я воспою тебя, осенняя печаль,
В краю, где ёрничество служит одичанью,
Я на плеча твои поношенную шаль,
Как царское наброшу одеянье.

Я воспою тебя за то, что ты одна —
Без почитателей, поскольку ты не в моде,
Я воспою тебя за то, что ты пьяна
От бражки дождика и не внимаешь оде.

Позволь, я в очи загляну твои, печаль,
Увижу сдержанную дымчатость опала
И догадаюсь, что и мне себя не жаль,
И догадаюсь, что не всё ещё пропало.

Молодость – время, а старость – место.
Каждая вещь имеет названье.
Нет против места во мне протеста,
Это к успению привыканье.

Молодость – двери, а старость – окна,
Где перемешаны быль и небыль,
Где переставлены веси и стогна,
Как в этом ветхом домишке мебель.

В этом дому, занесённом снегом,
В этом дому, оглушённом ветром,
Жизнь измеряю не времени бегом,
А стихотворным мерцающим метром.

В окнах метель – ни пройти, ни проехать, —
Ни пешехода и ни извоза…
С неба косматого – снежная перхоть…
Молодость – действо, а старость – грёза…

Беспечна молодость, но возраст —
Отнюдь не опыт, —