Борис Михин - Отражения в отражении

Весна нынче
кислая,
как мандарин,
аж жуть!
Орёт утром кисками.
Календари
все ржут.
Не часто случается
в марте тепло,
но чтоб
морозов рычание!..
Боги, алло!
Лбом об
то, что вы прикажете,
только пора
знать честь.
Да к черту все гаджеты!
Стану орать.
Картечь
из слов невоспитанных
быстро нашла
дыру
(крик – способ испытанный).
В плюс шла шкала,
не вру.
Окурки, грязь, здравствуйте!
(Март в этом подл
совсем).
Валялся, как в Австрии,
зычный мой йодль
в весне.

Тишина тишине —
рознь.
Иногда просто сам
глух.
А обычно ведь нем.
Вон
как бы начал кромсать
вслух!
Но отчаянный ор
где?
Разеваю в ничто
пасть.
Слышишь, плакал явор
днесь?
А ведь плакал в шестой
раз.
Тишина для кого —
друг,
а кому-то – почти
Бог.
Тсс… Цветок луговой —
звук?
Нет. Я только прочесть
смог
цвет закатной луны,
вкус
предстоящей весны.
Чуть
по-апрельски уныл
куст.
Тишь – иной стороны
чудь.
То ли звук, то ли врёт
ночь.
Очень тонкая есть
грань:
вроде время вперёд,
но
тишины в сердце шесть
грамм,
и убит. Тусклым стал
крик,
будто лунные пять
ватт.
Ничего не видать
над
тишиной. Слышишь, ста —
рик?

Совесть проклятая. Есть хочешь? Ешь.
Память всю выгрызи поедом.
Плёнка отснята. А ты – кадров меж,
словно пасюк в грязном поезде.
Люди навстречу, как глупый лосось,
прут из метро с целью нереста.
Их не сберечь. Ну а мне кюрасо
капнут в бистро, в вечер – серости.
Маленький город условно битком.
И целиком – из условностей.
Мнением порот, помрёшь батраком.
Слухам легко стать виновностью.
В маленьком – мелочь, и та на виду.
Кто там ко рту ставит зеркало?
Вы очумели?! Имею в виду,
люди растут, исковерканы.
Жив. Пью. И, может быть, надо забыть
многое. Стоит, я пробовал.
Но совесть гложет не зря волчью сыть —
память лет сто в сердце-логове.
Как, бишь, его? – вот он, спит, водоём.
Юность, «Агдам», куролесилось.
Прожито лишнего… и не вдвоём.
Как же тогда было весело!
Как же легко «не легко» вспоминать
карту событий на местности.
Смех лепрекона… скрипит ламинат…
Был самобытен – не втрескался.
Кто там прошёл и вид загородил?
А, это ты, Время, надо же…
«Счёт? Хорошо». Память закоротит.
Вот бы не серым, а радужным.

Ты – следующий…
Ещё бы!
КОГДА я был старый, Смысл понял? Грустнеешь?
всё время мечталось ведь слишком несведущ.
под виски с сигарой: Пусть все не успею,
какую бы шалость точнее их – прорва.
со скуки затеять? Ещё есть идеи,
Пусть выглядит странно, – при чём здесь здоровье?
теперь молодею Стареть, молодея, —
и у океана я и не умею.
встречаю рассветы, а прочего света
китов-исполинов. словами твердея,
Пустые советы, Лью солнце в сюжеты
как пух тополиный, сорок первого съезда.
летают билетами, Весна мной творит
сильно мешая, и даже подъезды.
и пусть. Здесь мне лепо А я проклял скрипы
студёной – из шайки – пусть вас будоражит.
на голову разом, Скрип двери в парадной
да хрустнуть стихами – Порядок не важен.
ах! Юность заразна. и может – в обратном.
А время – не камень

Между мною и мной
до сих пор нет согласий
по всем из возможных.
И, наверно, так можно,
но две ипостаси
собрались войной.

Точно помнится, что
на войне слишком часто
победы несложны,
но фиаско – подкожно…
И мир безучастен
за лицами штор.

Всё, что нет у меня, —
это лишнее. Знаю.
И думаю в скобках:
«нет» – металл плохо ковкий,
но дырка сквозная
в нём – «да». Дрянь броня.

Звёздам, величиной
в невозможность, сиять век
над битвою робко.
И блестеть при раскопках
словам-остриям
между мною и мной.

Сегодня мыслью был премирован
как критик и поэт заядлый,
что невозможно симулировать
стихи, в которых нет изъяна.

Но тут же лихо пропил премию
(в России с этим делом быстро)
и срифмовал в мировоззрение
изъян, битком набитый смыслом.

Есть подозрение: в мытье полов
и проявляются различия полов.
Мыть в рукопашной, с ветошью – быть храброй…
А мне бы отсидеться где со шваброй.

Но только зазевался и проспал —
последует немедля встречный пал
тотального скандала ненаглядной,
и оправдаться – маловероятно.
В искусстве феерических атак
им равных нет…
«Да чистый пол и так!»
Наперевес с ведром, а без – не вправе,
в штрафбат, и по-пластунски – мыть!
«Испр а вим…»

Холодные фронты
накрыли столицу,
и некуда деться
от шапок и шарфов.
Лёд в лужах – экспромтом.
Мороз.
Прилунился
Амур не по-детски
и пилит на арфе.

Ему, бедолаге,
осталось не долго:
народу плевать на
любовь.
Хоть побрякать
(он всё-таки ангел,
и есть чувство долга)
нам всем о приватном.
Любовь с ноябрями.

Любовь в месте стыка
мороза и ночи —
неважная тема.
Но это не важно.
Не кровь, а мастика
течёт, да не очень,
не грея, по венам.
Bye , парень отважный!

Прощай, воин коек.
Зима не прощает…

Не понял, чьи ноги?!
Стан… дивная гибкость…
(Пацан меткий, стойкий,
не знает пощады.)
Ноябрь.
Но у многих —
не арфа, так скрипки.

День, удобный, как нарезанный батон,
начинался мокачино и форелью.
Чинно завтракал я в нём, слоном Барто
открывая мощно челюсть аппарелью.
Слякоть пятницы – любимая статья
для расхода слов в поэтовском бюджете.
А перерасход из плачущих татьян —
мелкая благотворительная жертва.