Борис Михин - Отражения в отражении

С лицами арабскими, кавказскими
жить уютно стало на Руси.
Но едва война – их нет под касками
в нашей армии. Всё хочется спросить:

У страны друзья страшны, как в космосе
в дверь нежданы гости. Триколор,
видимо, не знает дружбы.
Господи,
это ты Россию приколол?

Проникая методом диффузии
к нам, кричат: салям, гамарджоба…
Может быть, не побоявшись мусора,
их отдать врагам?
Ну, стыдоба…

Боролись в небесах оттенки серого.
Практически забыв, что есть и синие,
не верю я, что серые – не первые.
Но первые – не значит ведь, что сильные
(за место первых испокон юродствуют,
но и прыщавым мерзость не прощается).
Как будто это тоже близкий родственник,
на «ты» мы даже к Богу обращаемся.

И я – туда же.
Гневаешься? Гневайся, —
с нейтронной верой быть не нужно меткими…
У толп фанатиков нет функций реверса.

Сотри поля черновика с пометками
«борись за правое, подставив левую».
Все – правые.
Так отчего всем дурно, а?
А может, просто моешь жизнь от плевелов,
как лаборант пробирки с субкультурами?

У входа в суд частенько плачут.
Открыты двери спецмашин.
Есть нелюдь в зонах.
Есть «левши».
Кого – не ждут. Кого – иначе.
Приклад охранник тормошит.

У входа в рай, обычно, плачут.

И передёрнутый, как факт,
затвор удерживая пальцем,
боец (как суд) похож на зайца,
переносящего инфаркт.
Есть камеры и постояльцы.
Есть друг. А может – корифан.

Как каменно пусты законы,
когда трактуют их скоты.
Под передёрнутый кадык
достал продажный суд игорный,
рулетка правд.
Везде – Хатынь,
когда стыдливо лгут законы.

Прекратив
балаган,
креатив
полагать
за понты.
Вот ещё!
За алтын —
Русь? Расчёт,
что толпа
падка на
чушь, глупа.
Клоунада…

Кошка скребётся, как будто у ней
операция «чистые лапки».
Прячет. Но что?!.
Вам не стало смешней
от поЛИЦАния лжи в политглавке?

Кошка мудра.
Ей ведь нужен комфорт,
но она не живёт в туалете.
А из-за перемещения морд
вонь не выветрилась в кабинетах.

Я знаю не много, но истину – точно – одну:
в России всегда есть возможность сходить на войну.
Чуть высокомерна.
Для многих страшна.
И горда.
Россию всегда будет повод (и люди) предать.
А как же? Ведь зависть – любимое чувство людей;
а столько страны, как в России, нет больше нигде.
Бояться – естественное состояние тех,
которым Россия подрезала перья – лететь;
и что остаётся им (?) – из подворотен борзеть…
Есть всё у России.
И будущее.
Нет друзей.

В природе человека всё просить,
от помощи до похвалы. Однако
обходимся без них.
И, Бог, прости, —
Тебя ведь первого за это на кол
готовы посадить, как будто в том,
что кто-то виноват, не сам виновен,
как будто от количества «не-вдов»
число вдов не зависит!
Просьбам вровень
проклятия привыкли всклень взвалить…

Напоминает войны папуасов
за два клочка загаженной земли
цель просьб на фоне смыслов жизни (драться —
ещё одна привычка, было б с кем).

Так в чём отличие монаха от пирата?
Воинствующие дегенераты…
Жизнь – способ провести всех по доске.

Самый жуткий кошмар мизантропа:
на Земле слишком много людей.
Не согласен.
Но всё таки: оп-па!
Души лезут откуда? (Из ж…ы?!?)
Лучше думать – карман не заштопан —
ный у Будды. И не оскудел.

В самом деле, вопрос мой не праздный:
от Начал ведь бессмертна душа.
Тело «делали» мы.
А вот разве
вставил душу не Он, Бог-проказник?
Значит, где-то есть душезаказник,
душесклад.
Черт, пляши антраша:

если есть склад, то есть и раздача.
Кладовщик стар, – веди его в паб,
подпои.
Миллиарды удачно
вечных новых душ скупишь, в придачу
кучи старых:
обилие мачо
с недостатками ромовых баб.

В колесе вечных реинкарнаций
нас всё больше.
Сансара растёт.
Непонятен источник для наций:
где-то что-то должно ужиматься.
Но пока, разорён на матрацах,
Бог не видит – где,
массой затёрт.

Если я всё всегда понимаю,
это вовсе не значит, что – всех,
каждый первый – практически сейф,
а ведь в сейфах реальность иная…

И в какие-то не уместиться:
рёбрам настежь мешают края
(больно),
и ухожу втихаря
от забитых чулками и ситцем.

Пустотой есть полны зачастую
(можно полным быть и пустотой —
я видал).
У иных там зато
бездна; и на лонгшезах, и стульях
Наблюдатели расположились.
Здесь прислушаться к ходу бесед —
приобщиться к великому. Здесь
сложно жить,
но позволили – жил бы.

Есть шкафы для сжигания сердца,
а есть для разжигания чувств,
есть любимые – к ним я лечу,
есть с жестокостью, злобой и в берцах…

Свой тащу, по чуть-чуть вынимая
время,
белые флаги стихов,
и не знаю, где – жизнь, где – подвох,
даже если и всё понимаю.

Тучи цвета (да и формы)
корня имбиря.
Город.
Вечер.
Я – затворник,
им благодаря.

Клетки оптом надоели.
Дверь наотмашь – хлоп.
Хоть одну открою смело.
Двери – барахло.
(Закрываем мы их сами,
чаще – на себя.)

Резкими вслед голосами
петли засвербят
от обиды, что кому-то
здесь невмоготу.
Не Бермуды.
Улиц мутных
взрежу прямоту.
В арматуре крон деревьев
стаи голубей —
словно ноты.

Ветер древний,
прошлое убей!
Я из-за него – калека…
Слышу взвизг петлей:
«Эй! Аллея – тоже клетка».
Будто просветлев,
хрясть очередною дверью
в новый коридор.
Сколько ж их там…
И не верю
в выход.
Свет бордо.