Андрей Драгунов - Доказательство одиночества

Что ж, без хозяина ты отправляешься в путь.
Больше мне нечего дать, да и надо ли больше…
Будет водица холодной слезой по чуть-чуть
путь окроплять, отсылая всё дальше и дальше,
как бы стараясь помочь, но опять не туда.
Новые руки, которые примут – едва ли
будут с почтением перебирать. Без труда
пальцами мокрыми трогая список печали…
Но отправляйся – я буду писать тебе, в след
твой попадая, как некогда, чтобы не сгинуть,
шёл за товарищем, не получая в ответ
малую долю тоски, что корячилась в спину.
Я же старался, всегда доверяясь тебе,
как одному из немногих, кому можно верить,
если не боль и тоску о несчастной судьбе,
то одиночество в сумме с печалью доверить,
чтобы однажды, когда ты отправишься в путь,
яркая краска не смыла, рука не затёрла
то, что сославший тебя не сумел зачеркнуть,
чтобы тебя за меня не схватили за горло…
Чтобы когда-нибудь в месте, не знавшем меня,
ты очутился и чьи-нибудь добрые руки
вдруг согласились, меня за ошибки виня,
всё сохранить – просто так, даже, может, от скуки…
Чтобы тогда, среди прочих забот о судьбе,
как – не о жизни, осталась какая-то малость,
переносимая только во мне в тебе,
как драгоценность, что будто в наследство досталась
от соглядатая, что не спешит указать
правильный путь и флажками разметить дорогу
для возвращения, чтобы в итоге сказать:
«Все хорошо. Ты свободен теперь, слава Богу!..»
Но одиночество учит порядку вещей
тех, что твои, а не чьи-то… Бумажная память —
всё же надёжней воды, что почти без затей
перемывает по берегу мелкие камни.
Только теперь, когда ты совершенно один —
Время – не я – твой попутчик в означенной жизни.
Как там у классика-женщины? – «холод рябин»
освобождает не то что от жизни – от мысли. —
Так и выходит – тебе одному, без меня,
даже без друга, что был до последнего верен —
к новым пределам, где, может, круглее земля
и обозримее для понимания Время,
что будто спит здесь, где я коротаю свой срок,
где тополя и немного корявые вязы
вид украшают присутствием и между строк,
как запятые, торчат, хоть ничем не обязан
им переписчик своей непутёвой судьбы,
но и игра в поддавки – не годится для жизни,
пусть и вдали от Империи, но у воды,
перебирая в руках – не монеты, но числа,
что предсказатель сложил, как порядковый сон
между вчера и каким-то невидимым завтра,
где обитает, как в детстве, раскрашенный слон,
и молоко с неизменной овсянкой на завтрак,
чтобы я вырос здоровым… Теперь ни к чему
всё вспоминать – у тебя есть другие заботы,
вдаль отправляясь, но тень догоняет суму,
где ты до времени, как ни сказать – до работы,
что без хозяина будешь вершить ты один.
Если сподобит Господь – доживёшь до обложки
в мелкий рисунок какой-нибудь… Я до седин
к этому времени, видимо, если немножко
нам повезёт, и тогда различимей черты
станут во Времени или, хотя бы, в пейзаже,
чтобы туда, где теперь согреваешься ты,
звук доходил и какой-нибудь сторож на страже
не донимал. Чтобы дольше, чем чай на столе,
тёплые руки хранили следы пребыванья
в этом пространстве, как листья – ещё в октябре
помнят о жизни и не унимают роптанья.
Помни, тебе одному завершать этот круг
из нерасписанных букв и потерянных чисел,
как среди сосен в лесу, если встретится вдруг.
Только под ноги смотри, а не балуйся высью —
там и без нас достаёт – невозможный предел —
в распоряженьи: бумага, судьба и чернила.
И ничего из того, что когда-то хотел:
булка, зефир, колбаса и бутылка кефира,
чтобы не сдохнуть от голода и от тоски.
Время, конечно же, лечит, но слишком накладно.
Да и карманы пусты. И пути коротки,
чтобы всё вышло, как надо – красиво и складно.
Но не гляди – там до неба нехоженый лес,
и, углубляясь всё дальше в дремучую чащу,
жди не каких-нибудь милых невинных чудес,
а кровожадных злодеев, причём – настоящих! —
что за полушку развяжут немому язык.
Не говори им, откуда ты вышел на волю —
в этом спасение! И откровения миг.
Просто молчи – я с тобою. Поверь мне, с тобою.
Если и выпадет вдруг расплатиться за всё,
сгинув в какой-нибудь яме с остатками пищи,
то соглядатай тебя непременно прочтёт
и обязательно с этих разбойников взыщет.
Ну а пока отправляйся. Количество лиц,
знавших тебя, неизменно стремится на убыль.
Тех, кто читал содержание этих страниц,
Время уже превратило в навоз или уголь,
или во что-то ещё. Но чернее листы —
даже не памятью, чтобы вовеки остаться,
точно на клумбе, где только трава и цветы
могут со временем в летнюю пору сравняться —
лишь продолжением. Чтобы закончит урок,
т. е. мои наставления, как бы на память,
я завязал в уголке у тебя узелок.
Слева, в углу, чтобы можно потрогать руками
при первой встрече. Моё сохраняя тепло
или хотя бы слова, что черны на странице —
путь будет лёгким, куда бы тебя ни несло
по воле волн. И ничего не случится.
Я же, тебя дожидаясь, состарюсь уже.
Может быть, даже и свидеться нам не придётся,
но остаётся надежда – банально – в душе,
что для тебя, между прочим, местечко найдётся,
где совершенно неважно – откуда приплыл
или пешком по степи доплутал до границы,
где коротал свои дни и где ночь сторожи,
чтобы дожить до рассвета, что вновь повторится,
но не в пример написавшему. Короток день.
В путь отправляйся, мой стих. С наступающим утром
всё и начнётся, наверное. Та дребедень,
что так звонка, что становится несколько мутно
даже в прозрачной воде, но вода не предел —
облако выплывет и заберёт восвояси,
слившись с печалью, тоской и судьбой – между дел,
если погода позволит и снег в одночасье
всё не разрушит и не перекроет следы,
чтобы дорогу найти, возвращаясь обратно,
как по зарубкам в лесу. Переживший всё ты —
горечь потерь – согласишься теперь, вероятно,
что одиночество учит, а Время идёт,
даже когда холодеют от страха ладони,
что, заплутав, никогда и никто не найдёт
в тёмном лесу. Никогда – ни вчера, ни сегодня.
Только бумага способна ещё пережить
всю эту боль, сохранить, как волшебное слово,
как на погосте участок тебе застолбить,
перемещая всё дальше – и снова, и снова,
чтобы уже навсегда. Обозримая даль —
где-то за облаком маяться. За облаками
движутся вместе: судьба и тоска, и печаль,
но прикоснуться возможно – лишь только в названьи,
чтобы опять не разрушить и не соскрести
с мёрзлого камня снежинки, как вечную память