Андрей Драгунов - посёлок. будничные стихи

В окне – не то чтобы пейзаж – дома и снег…
и тоже – окна – как-то сиротливо —
почти без света, видимо, для тех,
кто рано утром – мимо, мимо. Мимо,
чтобы не видеть, не считать углы,
не быть свидетелем какого-нибудь спора,
не задыхаться от чужой беды…
не быть участником пустого разговора…
не соболезновать. Окно, пейзаж и снег —
трагедия в развитии. Начало!
Мавр – мордой – в белое… Платок, негромкий смех…
Гондола разбивает край причала.

…и тишина, доставшаяся от
оркестра, что уже сошёл со сцены
под шелестение вневременных цветов,
под мат рабочих – в синем – непременно,
под улюлюканье уборщиц… Тишина!
Вода в гримёрке выпадает – громче,
чем плачет скрипка… Не её вина,
что выгнали её в мороз на площадь
и там оставили. Смычок, как острый нож,
вскрывает вены и… терзает ухо.
Собаку вечером под фонарём найдёшь —
и рядом с ней, как дряхлая старуха,
уляжешься, чтоб тихо завывать,
не беспокоя выпивших соседей,
что спят уже… Оркестр, твою мать,
закончил выступление… Неделя
кончается. Ни звука, ни души!
Какое нынче в списке «Время года»?..
Собака спит. Все суки – хороши!.. —
после заката, то есть – до восхода.

Глупо спрашивать птицу – где край земли,
ибо сама не в курсе – откуда ветер
и в какую сторону выруливают корабли…
вялый, скомканный парус – последнее, что на свете —
из направлений. Облако тешит глаз —
только присутствием – мучнистый, белёсый остров
в звёздных обломках, как будто бы напоказ!
В каплях воды – без лишних уже вопросов,
ибо – декабрь и не о чем говорить.
Воспоминание – только – терзает душу,
или сомнения… Стоит ли дальше жить!..
чтобы увидеть замёрзшее фото в луже
или всё тот же безликий мучнистый край
из-за которого птица – ни сном, ни духом —
о направлении ветра… Пойди – узнай,
где начинается медленная разруха.
И не спросишь у птицы, даже, как там – в Раю…
так как – только Ангел – оттуда несёт известья —
даже те, о которых вечером – не поют —
во время дождя, чтобы не портить песню.

1
Глаза не спрятать за стекло окна —
от наводнения, что сутки через крышу
на подоконник – будто не зима…
и не метель, а капли нужно слышать
и наблюдать их в свете фонаря,
когда сквозь лампочку, как будто через штору,
во все отверстия на крыше норовят
залить пейзаж – не декабря, который —
не календарный, судя по всему…
Почти случайный. Только междометья —
про чью-то мать!.. про странную игру
дождя и снега в бледно-жёлтом свете —
настольной лампы или за окном.
Морзянка неба – точками – по сердцу,
тире – по нервам, точно – молотком,
или… серпом – излюбленное средство —
расправиться уже с календарём —
холодною водой и грязным снегом,
собачьими следами – окоём
замёрзшего окна и… санным следом
в том же окне, дальше – за него,
куда и глаз уже едва хватает,
чему виной замёрзшее стекло,
что, точно штора, вид перекрывает.

2
Воскресенье. Декабрь. Шестнадцать… Пять тридцать утра.
Просветление в комнате от фонаря напротив.
Просыпаешься рано, так же, как и вчера…
и, может быть, завтра – Ангел не будет против
и разбудит утром… и даст разглядеть в окне —
кто там ещё в сугробе расстался с жизнью,
став только тенью на гладкой, как лёд, стене
или нелепой, проснувшейся утром, мыслью.

Из коридора – в комнату – запах замёрзшей копчёной рыбы —
кто-то к обеду вернулся с рыбалки с большим уловом
и теперь все стены пропахнут лещом, судаком… Приливом,
то есть – всем тем, от чего не избавишься добрым словом.
Лишь сигаретами – только – и вытравишь этот запах!
Никакая химия – с её невообразимым вкусом —
не справится с тем, что теперь у всех соседей на завтрак,
то есть, с тем, с чего начинается каждое утро.

Не слушай выкрики бесноватой соседки в форточку —
горе её безмерно – после потери сына, будущего и хлебной
карточки…
не смотри в её сторону – можешь остолбенеть и ослепнуть,
потому что взгляд у неё, как и слова её – крепкий…
и не меркнет, даже, когда молчит и говорить ей нечего —
по любому поводу. Не тускнеет – ни днём, ни вечером.
Ей без надобности чьи-то слова понимания…
не просит к себе – ни хорошего отношения, ни внимания.
Ей не надобно, в сущности, даже течение времени —
смотрит в окно, подперев подоконник тупыми коленями
и… считает вечность, которая ей осталась —
после смерти сына… Всё остальное – такая малость!
По сравнению с вечностью – меркнет, даже!.. хлебная
карточка…
и простуда – с кашлем и насморком, что через форточку.

На столе, сквозь скатерть, капля… Жира, смолы?
Столько лет стол на кухне – смола не должна сочиться…
Но, ведь, плачут в церкви иконы – не от жары!.. —
только тогда, когда что-то должно случиться…
или – кто-то умер уже… По нему печаль —
проступает сквозь скатерть?.. Он ли всему причина?
Или что-то другое, чего бесконечно жаль?.. —
от чего влажнеют глаза, даже, у мужчины,
или, как у дерева – только одна леза,
но с хорошую бусину, чтоб точно – уже на память —
не из-под скатерти, что будет лежать всегда —
будто нарочно, чтобы её руками
тёрли и пачкали. Пальцами через ткань,
не утруждаясь с пальцев стереть изнанку —
тонкие линии, что, как всегда – за грань —
дальше обычного, как в снегопад на санках…
или пешком по городу – через снег,
чтобы не видеть больше пятна на ткани…
Жира? Смолы?.. – всего, чем печален век,
то есть – всего, что – только уже – на память.