Алишер Навои - Язык птиц

«О питомцев ислама глава и вожатый,
Их наставник и веры исламской глашатай!

Если Мекка тебе — смысла жизни основа,
Почему в сей обители ищешь ты крова?

Если ты правоверных главой наречен,
Что же сдался ты в плен в нечестивый притон?

Ведь свернув отдохнуть на ночную стоянку,
Утром странники снова бредут спозаранку.

1255 Ну а шейх, целый месяц здесь крова искавший,
И покой у чертога чужого искавший, —

Разве в доме бесчестья покой обретет?
Да и прок от неверных какой обретет?»

Шейх смотрел на красу — изумленье вселенной,
Слушал звук ее слов, в глубь души впечатленный.

И все члены его истомила усталость,
И все тело его в корчах мук извивалось.

Разум сник и умолк, от бессилия нем,
В теле признаки жизни исчезли совсем. .

1260 Людям мнилось, — обрел уже смертный предел он,
Словно тысячу жизней прожив, одряхлел он.

. Словно труп он лежал —днем и в сумраке ночи,
Лишь за девой вослед поворачивал очи.

Нечестивцы дивились немало ему,
Та злодейка — и то сострадала ему.

Подошли нечестивцы к его изголовью,
Восхищаясь такой небывалой любовью.

Приподняв его голову, люди узрели,
Что жива еще жизнь в этом немощном теле.

1265 И любовь его людям сердца проняла,
И красавица та отвратилась от зла.

И когда она тронула жертву ногою,
Вздох страдальца исполнился силой благою.

Перед той розоликой очнулся он снова, —
Ни кровинки в лице, на устах — ни полслова.

Долго-долго безгласен и нем он лежал,
Дара речи лишенный совсем, он лежал.

И когда от надежд поокрепла в нем сила,
Нечестивица злобная снова спросила:

1270 «Мы уже вопрошали о шейховой доле,
Чтобы знать, что за беды его побороли.

Только шейх не сумел ум сберечь — потерял,
И от радости он даже речь потерял!

А теперь он в уме, — пусть почтит нас ответом,
.Скажет нам о себе — как просили об этом».

Шейх вздохнул, и слезами облился в минуту,
И сказал: «Заронила ты в сердце мне смуту,

На вопрос твой не скрыть мне кручину мою,
И какие ж слова я теперь утаю!

1275 И про горе, что выше всех таинств заветных,
Я скажу, — пусть вся грудь будет в ранах несметных.

Да! Когда я в страданиях лютых влачился,
У любви своей в горестных путах влачился,

Всех несчастий основа едина была:
Лик твой видел я — в этом причина была!

Красота твоя, дивным сияньем объята,
Мне явилась, как солнце в сверканье заката.

Сил не стало, терпения враз я лишился,
И ума, и рассудка тотчас я лишился.

1280 Вот — о бедах мученья сказал я тебе,
Про свои злоключенья сказал я тебе.

Помоги мне — беды тебе в этом не будет,
А погубишь — блаженством и это мне будет!

Вот каков мой рассказ, — знай мой жребий унылый,
А узнала — теперь погуби или милуй».

«О достойный, — та дева ему говорит, —
Видно, люди ислама утратили стыд!

Почему ж это ты, непростой мусульманин,
В изреченьях своих несуразен и странен?

1285 Что за суть у тебя — ни ума, ни стыда в ней,
Сам забавен, а речи — еще позабавней!

Тот, кто предан любви, — знай, достойнейший муж,
Он — как кладезь добра, да и чести к тому ж.

А порок суесловья и малым ребятам
Ведь неведом, о ты, нареченный вожатым!

Разве слава у шейхов бывала худою?
И не стыдно тебе пред твоей бородою?

Вот кому девяносто иль сотня годков,
Тот и молод, и стар, — этот возраст таков.

1290 Молодой прегрешает незрелым бездумьем,
Старый может сболтнуть, одержим слабоумьем.

Ты — не малый, не дряхлый, а разумом вял ты,
И рассудок, и ум свой уже растерял ты.

Что за речи ты вел здесь? Такого вовек
Здравомыслящий не говорил человек.

Неразумный! Сомнения нет никакого,
Что в речах твоих сердцу не следует слово.

Тайны знающий муж и в любви верен тайнам
И не выдаст ее даже знаком случайным.

1295 Про любовь — пред любимою нужно сказать,
А болтать о любви — только глупым под стать.

У приверженцев страсти обычай таков ли?
У затворников признак отличий таков ли?»

Луноликая столько упреков сказала,
Что несчастного вовсе стыдом разобрало.

И, смущеньем подавленный, шейх говорит:
«Дева рая, земной перенявшая вид!

Это страсть меня в немощь стенанья повергла,
И в безумье, отнявши сознанье, повергла.

1300 Ум, обычай! Что может быть в мире запретней
Для безумца, за страсть осужденного сплетней?

А за бред, что в безумье сказал я тебе,
Я прошу, — извини: я ведь был не в себе.

Все, что я рассказал, сущей правдою было, —
Так отвечу тебе, сколько б раз ни спросила.

Что ответить мне, чтобы понять ты сумела?
Ведь изранено сердце и сломлено тело.

Все сказал я тебе, — лишь спросила едва,
Если ж что утаил — все о том же слова.

1305 Я скажу: уж не я ли — любовью томимый,
Уж не я ли хочу единенья с любимой?»

Шейх от сказанных слов не отрекся нимало
Речь его оправданья плести продолжала.

И строптивая дева сказала: «Чудак!
Как ни тужься, а все предуказано так:

Кто помыслит достигнуть со мною свиданья,
Тот обязан исполнить четыре деянья:

Пусть повяжет зуннар да напьется он пьяным,
Пусть он идолов чтит да простится с Кораном. [119] Пусть повяжет зуннар да напьется он пьяным, Пусть он идолов чтит да простится с Кораном. — См. примеч. к бейтам 1048—1049.

1310 Это — лишь за любовь воздаянья залог,
А еще есть два дела — расплата в зарок.

Те четыре деянья — залог отреченья,
Эти два будут тем четырем — искупленье.

Целый год нужно будет пробыть свинопасом,
Да в молельне огонь сторожить час за часом. [120] Целый год нужно будет пробыть свинопасом, Да в молельне огонь сторожить час за часом. — Речь идет о занятиях, связанных, по представлениям мусульман, с безверием. Ср. примеч. к бейтам 1048—1049, 1051.

Будет шейх в сей обители верным в любви,
Будет верен обетам примерным в любви,